Хаген Альварсон - Волки и вепри [СИ]

Но сиды — сиды были другими. Ближе к смертным людям. Слишком долго жили с ними бок о бок. Слишком многому их научили. Слишком многому научились сами. Как Хаген узнал от одного парня с острова Хара, молодёжь сидов частенько наведывалась на Гелады — мир поглядеть, себя, красивых да удалых, показать, свести близкое знакомство с девицей-другой. Бывало, и увозили девчонок — часто по обоюдному согласию, но не всегда. Случались и драки, и тогда кровь текла как из геладцев, так и из божественных сидов. И умирали они, как всякие смертные — в страхе и мучениях, пусть и недолгих. Впрочем, до того доходило нечасто.

— Не завидую тебе, локланнах, — заметил островитянин.

— Отчего же? — слегка удивился Хаген.

— Твоё отчество — Альварсон? По-вашему это значит «сын альва». Наши сиды вашим альвам родня, стало быть, тебе придётся убивать соплеменников.

На это Хаген лишь расхохотался, чем озадачил парня. Потом пояснил:

— Моего отца звали Альвар — к альвам это никак не относится. Но пусть я был бы альвом по крови — по духу я хлорд, и мне, как и моему королю, всё равно, кого резать! А вот у вас выпал случай сквитаться за ваших девчонок. Упустите его — прослывёте трижды дурнями.

Геладец подумал-подумал, и согласился. А после разнёс эти речи по рядам своих земляков. Это несколько подняло их дух, да и хватка северян-викингов, которым действительно было всё равно, вызвали у островитян зависть и стыд.

— Мы ничем не уступим людям из Страны Заливов! — восклицал Утхер Медовый Волынщик, которого геладцы не без скрипа признали за главного. — Не робей, парни! Гелда Дэа!

— ГЕЛДА ДЭА!!! — отзывались боевым кличем островитяне.

И, осмелев, бросались на перепуганную добычу.

Добыча, сказать по чести, была невелика. Крепость в устье залива викинги оставили без внимания — к чему лезть к дракону в пасть, когда вокруг столько прекрасного? К берегам Блумвика на лето сгоняли скот — там, на холмах, бежали под ветром зелёные волны сочной травы, переливались яхонтами прекрасные цветы, не увядающие даже под зиму, радуя глаз. Пока коровки да козы мирно паслись под охраной знаменитых местных овчарок и волкодавов, молодёжь сидов предавалась всяческим увеселениям, как и молодёжь любого иного народа. Жгли ночи на кострах, пели и плясали под чарующую музыку, пили вино — и пьянящий куда сильнее мёд любви с уст возлюбленных, и с сожалением уводили стада к середине осени…

Не в этот раз.

И вместо вина полилась кровь сидов, и крики страсти сменились криками ужаса, и тёплые костры друзей превратились в пожары. Давненько локланнахи не наведывались в Страну Холмов! Те несколько отрядов, что выслали из крепости на разведку, викинги перебили без особых затруднений — не помогли ни резвые кони, ни разящие стрелы, ни гибельные чары. Нашлись и у северян люди, сведущие в колдовстве. Так что прогулка вышла хоть и не слишком прибыльной, зато весёлой и поучительной. Геладцы усвоили то, что северяне знали всегда: боги тоже смертны. Не важно, верят в них или нет.

Хаген не слишком отличился в том походе. Убил всего-навсего одного сида. Вышло это так.

В первый же день отряд Хродгара углубился в холмы — на разведку. На вершине одной сопки, жёлтой от жухлой травы и палого листа, в кругу старых дубов, обнаружился храм. Невысокий, красивый и строгий, под четырёхскатной шляпой крыши. Раскрытые врата венчали громадные позолоченные коровьи рога по обе стороны от полной луны чистого серебра. Возле храма стояли кромлехом плоские камни, и один — точно посреди. Алтарь. Вокруг алтаря собрались местные жрецы и жрицы в просторных одеждах, белых и алых. Не больше дюжины. Никаких ритуальных орудий у них не было, из чего Хаген заключил, что это не обряд, а казнь.

Ибо на алтаре лежал человек. Связанный. Но — не как жертва на заклании, а как пойманный злодей. На вид — не старый, хотя всклокоченные тёмно-русые волосы и борода, а также кровь на лице, засохшая и свежая, скрывали возраст, да и много ли разглядишь из кустов? Тёмно-серый тартан одежд в чёрную клетку выдавал геладца или эйреда, да и говор тоже. Говорил он, впрочем, немного и негромко. И, казалось, в пустоту, а не для слуха палача.

Хаген был уверен: перед ним не сид, а смертный человек. Уж слишком разнились лица краткоживущих и Людей Холмов, один из которых застыл над жертвой, играя длинной проволокой. Назначение такой проволоки Хагену тоже было известно: ей обычно вынимали глаза.

— Разграбим храм, — решил Хродгар. — ХЭЙ-ЙЯ!!!

Викинги выскочили из дубравы с боевым кличем. Сид-палач поднял голову, поднял на Хагена полный изумления взгляд, а потом поляну озарила яркая вспышка: то пожилой жрец призвал гром и молнию на головы святотатцев. Но Слагфид Охотник оказался быстрее: стрела прошила колдуна насквозь, отбросила и пригвоздила к воротам храма. Викинги, впрочем, тоже получили своё, покатились по земле, разбросанные заклятием. Кроме Хагена: всё же в его жилах текла кровь двергов, а они, как скажет всякий сведущий, устойчивее к чарам, чем иные народы. Так что Лемминг опешил на миг, а затем вонзил нож в грудь палача. Тот охнул, не веря, что это его сердце дико зашлось, что это его кровь брызжет из раны, что это его лёгкие стремительно покидает воздух, что это его колени подгибаются… Хаген поддержал падающего, глядя в юное, прекрасное, безусое лицо, в серо-зелёные глаза, такие же, как у него самого, всё ещё полные света, чужого, и потому — холодного…

— Прости, дружище, — сказал Хаген немного растерянно, — так уж оно вышло…

А затем отбросил труп и принялся разрезать верёвки на казнимом. Не замечая, как прочие жрецы выкрикивают заклинания, с перепугу косноязычно и бестолково, как Слагфид и Самар отвечают им стрелами, как Хравен сейдман растекается пятном тьмы, отводя чары сидов, как викинги приходят в себя и бросаются в бой… Слева промчались Бьярки и Торкель, рубя во все стороны, справа сам Хродгар орудовал тяжёлым скруглённым ножом-скольмом, перекраивая черепа и прекрасные лица, да и прочие не отставали. Вскоре кромлех оказался завален окровавленными телами, а спасённый парень разминал затёкшие конечности.

— Вода есть? — спросил он вместо благодарности.

Хаген отцепил от пояса мех, протянул геладцу. Тот кивнул и приник. Пил долго и жадно, пока не закашлялся. Прополоскал рот, сплюнул, утёр рукавом губы, возвращая мех:

— Премного благодарен, я у тебя в долгу. Бреннах Мак Эрк.

— Хаген Альварсон, — короткое и крепкое рукопожатие скрепило знакомство.

— Как ты сказал? — обернулся Хравен сейдман. — Ты — Мак Эрк? Не ан-Эрк, как здесь говорят?

Парень удивлённо насупился:

— Да, я так и сказал: Мак Эрк, то есть сын Эрка, сына Доннаха сына Бреннаха сына Бриана…

— Из Коннахта, что ли? — прищурился Хравен. — Ты, выходит, ирландец?