Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

— Я не запрещаю тебе продолжать писать стихи, — Эрнест тяжело вздохнул и уселся в кресло под ошарашенным взглядом Мурмина. — Пиши. Но не порочь власть. Обращай внимания на ошибки, на явления, на людей — но не порочь. Высмеивай — но не порочь. Понимаешь?

— Да, — Мурмин медленно кивнул. Происходящее слабо укладывалось в голове.

— После всего сказанного, — Эрнест уставился в потолок. — Всё ещё хочешь попробовать поговорить с ними?

— Да, — однако Мурмин и сам уже не был уверен.

— Хорошо. Я дам тебе два часа. Два часа — а затем мы начнём зачистку. Ты понял меня?

Мурмин, цепляясь за стол, встал.

— Два часа. Дальше — зачистка.

— Ты всё понял, — Судья кивнул. — Я не позволю толпе дураков и каким- то придуркам в масках превратить этот город бездну.

Что- то в его тоне заставило Мурмина вздрогнуть.

Тоска. Ужасная, гибельная тоска, скребущая душу.

— Я тоже, — заверил нидринг, закрывая за собой дверь.

Теперь он был полон решительности. Он знал, что ему надо делать.

Таверна «Кривой угол» была набита под завязку.

Хмурые люди сидели за столами, перегибались с галерейки второго этажа, сидели на перилах лестницы. Гудели у входа, заглядывали в окна.

Атмосфера была тяжёлой. Как будто загустевшее, тёплое, плохое пиво.

Мурмин неловко переступил с ноги на ногу, оглянулся на хозяина таверны. Тот ободряюще кивнул. Мурмину не нужно было его одобрение — ему было неловко, что пришлось забраться в сапогах на стойку.

— Эй, народ! — рявкнул хозяин.

Мурмин благодарно кивнул ему в утихающем гуле.

В наступившем гнетущем молчании кто- то чихнул.

— Ну что, люди, как жизнь? — громко вопросил Мурмин, обводя собравшихся взглядом. Он не столько интересовался, сколько пытался придать себе уверенности.

— Кое- как! — быстро ответил кто- то из задних рядов. Уверенности ответ не внушал. Раньше они шутили и кричали. Теперь — «кое- как».

— Ну, кое- как — хоть как- то, — нидринг улыбнулся. В ответ не улыбнулся никто.

Усталые, напряжённые лица. Большинство — грязные, покрытые пятнами гари или грязи.

— Говори, чего хотел, — хмуро посоветовал кто- то с лестницы, и его поддержали дружными криками.

Мурмин растерянно моргнул. Сглотнул. Это был совсем не тот приём, на который он рассчитывал.

Набрав побольше воздуха в лёгкие, он приосанился. Поздно отступать.

— Разве так принято говорить с братьями- рабочими? — крикнул он в сторону лестницы.

— С братьями- рабочими — нет, конечно. Но вот с лизоблюдами Торгового Совета — вполне, — донёсся до Мурмина спокойный голос.

В этот раз никто не гудел — все просто угрюмо уставились на Мурмина. Он почувствовал, как по спине поднимается холодная волна.

— Я — прихвостень Торгового Совета?!

— Факты. Факты не лгут, — всё тот же спокойный голос и угрюмые кивки. — Ты продался, Правда. Прогнулся. Ты так и остался Правдой, хотя мог бы быть и Истиной.

Уши и лицо пылали, Мурмин гневно всплеснул руками.

— Вот так, да? Так ты говоришь с тем, кто отстаивал ваши права перед самим Стариком?! Так ты говоришь с тем, кто заставил богатых ублюдков обратить внимание на рабочих, считать их жизнь тяжёлой и полной лишений?!

— Да, так. И мы собрались здесь, по твоей просьбе, чтобы сказать это тебе.

Мурмин вытянулся на носках, чтобы увидеть говорившего. Однако его лицо прятала колонна. Видны были лишь две огромные ладони, покоящиеся на перилах.

— Все?! — зло прорычал нидринг, оборачиваясь на толпу. — Прям все согласны с ним?!

С чувством нарастающего ужаса он почувствовал, что все, как один, просто злобно глядят на него.

— Вы знаете, что я едва не попал в Котёл, чтобы сейчас стоять тут, перед вами?! — проревел он.

Да, Котлом ему никто не угрожал — но тут не помешает приукрасить.

— Вы хоть знаете, что мне пришлось говорить Старику, чтобы он позволил мне попробовать решить всё словами?!

Всё ещё никакой реакции.

— Знаете, что я успел сделать на ваше благо за время службы Торговому Совету?!

Ничего не успел.

Он, часто дыша и быстро оглядываясь, искал хоть один благодарный или хотя бы сочувственный взгляд.

Ни одного.

Мурмин почувствовал, как земля уходит у него из- под ног.

— Ты… — люди на лестнице раздались, и Мурмин увидел говорившего. Здоровяк, одетый в длинный плащ. Настоящая гора мышц. — Ты больше не нужен нам. Ты говорил — и слова не дали ничего. Нидрингов стали брать в стражу — что изменилось для нас?

— Я…

— Юстициары отправили в Котёл толпу контрабандистов — что изменилось для нас?

— Я постоянно…

— Ты писал свои стихи, читал их богатым выродкам — и что изменилось? Они просто заинтересовались нами, как интересуются редким животным. Никакой помощи. Ничего.

Мурмин набрал воздуха в лёгкие и заорал, что было сил:

— Я, демоны раздери, сражаюсь! Да, я добился малого, но сражаюсь! Я…

— Ты больше нам не нужен. Теперь у нас есть кое- что поэффективнее, — здоровяк протянул руку, и кто- то вложил в неё…

Булаву.

— Твою мать, — прошипел Мурмин.

— Не бойся, — громила продолжал спускаться по лестнице, постукивая булавой по свободной ладони. — Тебе ничего не угрожает. Ты нам не враг. Хоть уже и не друг. Можешь спокойно уйти. Но, Правда, — булава резко указала на Мурмина, заставив его вздрогнуть. — Если мы тебя встретим на баррикадах — то пощады не будет.

— Вы готовы проливать кровь? — отчаянно взвыл Мурмин. — Готовы пойти против своего соседа, которому не повезло оказаться стражником? Против города, который вы в итоге разрушите в своей борьбе?

— А мы готовы?! — громко спросил громила.

От крика и воплей Мурмин вздрогнул. Каждый, кто до этого молчал — теперь яростно орал, потрясая кулаками.

Человек с булавой поднял руку с булавой, и шум постепенно начал утихать. Раскрасневшиеся, с перекошенными от злости лицами люди смотрели на своего предводителя.

— Как видишь — готовы, — громила медленно кивнул. Люди раздались вокруг него, когда он сошёл с лестницы. Мурмин следил за каждым его жестом, готовый выхватить из- под плаща арбалет и пристрелить его.

Какая- то его часть даже просила об этом.

Громила развёл руками в стороны, улыбаясь.

— Или, может быть, кто- нибудь хочет возразить? Встать на сторону продажного карлика, который лишь подтвердил славу своей расы?

— Продажного карлика?! — взорвался Мурмин. Пальцы сами собой стиснулись в кулаки. Так его ещё никто не оскорблял! — Я работаю лишь на город и вас, идиотов! Подводил ли я вас до этого?!

— Нет. Потому что ты вообще ничего не делал. Ты всё услышал, Правда — мы готовы идти до конца. А теперь — убирайся.

— Если я уйду отсюда ни с чем, сюда придёт стража.

Когда Мурмин слезал со стойки, в голове у него стучало. Гулко и неприятно. Как давно он чувствовал себя настолько пристыженным? Обиженным?