Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

— Позвольте мне поговорить с ними, — Мурмин почувствовал, как уверенность и одухотворение распирает его. — Я сумею образумить их!

— Хорстон- Хорстон… — Старик с сожалением покачал головой. Напыщенный дурак, просто позволь! — Там живёт бедный и глупый народ. Тяжёлый труд и недостойная жизнь отупили их. Им не нужно особо много поводов для того, чтобы начать громить кварталы богатых. И тебя, юстициара или поэта, они слушать не будут.

Мурмин кивнул, нехотя соглашаясь. Да, он прав. Если обычные рабочие послушали бы его, жители Медного квартала, скорее, разорвут на части «собачку Торгового Совета». Но ведь наверняка найдутся и те, кто послушает!

— Это у них в крови — ненависть к богатым, — хмуро продолжал Эрнест. — Они тяжёлым трудом пытаются выбить у жизни себе возможность оторвать взгляд от рабочего места. Но, оторвав, они видят лишь позолоченные наряды богатеев. Тут бы любой возненавидел бы.

— Но в любом человеке, нидринге и аргринге есть что- то светлое, — холодно возразил Мурмин. Он не хотел верить Эрнесту. Хоть тот и был прав. — Всегда можно воззвать к чему- то хорошему в душах.

Эрнест посмотрел на него с жалостью.

— Хорстон, это не люди. Не нидринги, аргринги или фэйне. Они — механизмы. Когда ты занят тем, что всё время добываешь деньги на пропитание для своей семьи, тебе не до высоких рассуждений и оттачивания рассудка. Ты лишь работаешь. Ешь. Спишь. Работаешь.

— Как много вы знаете о стезе рабочего, — фыркнул Мурмин.

Эрнест в ответ на наглость лишь дёрнул пуговицу.

Нидринг- юстициар замер в настороженном ожидании. Руки сами собой напряглись, готовые парировать удар.

Старое, худое лицо Эрнеста покраснело, губа задёргалась. Он рванул рукав и протянул руку вперёд.

Поперёк всего предплечья шёл огромный, уродливый шрам. Нидринг с трудом подавил волну отвращения. Такое ощущение, будто бы неумелый скульптор не замазал глиной отвратительный шов.

— Зажало цепью, когда работал на бойне. Три года работал там. А потом это, — он зло потряс рукой перед лицом Мурмина. — И меня выбросили. Пришлось вспоминать счёт и письмо, чтобы выжить!

— Вот оно как… — осторожно кивнул Мурмин. Он не особо верил этой истории. Он не особо верил Старику.

— Так что не надо мне рассказывать о том, как живут рабочие, Хорстон! — его голос становился всё громче и сильнее. — Их жизнь полна нужды и серых, одинаковых дней! А нужда — худший враг развития! — слова, так похожие на те, что Мурмин когда- то говорил Баэльту. — У них нет время и сил на то, чтобы быть умными. А тот, кто едва умнее собаки, пойдёт за тем, кто покажет ему достаточно вкусный шмат мяса. Как думаешь, Малькорн догадается, что показать им?

— Любой догадается, — недовольно согласился Мурмин.

— Вот и я про то же. Потому, если — когда — они поднимутся, квартал будет зачищен.

Нидринг почувствовал, как всё его сознание засасывает в какую- то дыру.

— Зачищен? — глупо переспросил он. — Но ведь вы…

— Да! — раздражённо каркнул Эрнест, вскакивая с кресла и подходя к окну. — Зачищать! Штурмовые группы! Котёл! Казнь на месте! Я сам был таким, как эти болваны — и, если им хватит решимости и тупости пытаться расшатать лодку, я… — он сбился и часто задышал от прилива чувств.

— Выбросите их из лодки. Как вас выбросили когда- то, — холодно закончил за него Мурмин.

Когда Эрнест уставился на него яростным взглядом, он понял, что зашёл слишком далеко.

И тут же похолодел.

Его будто бы вдавило в кресло, разум затуманился волной тревоги. А Эрнест резко сменил маску на гневную.

— Моё прошлое и моё отношение к этому всему не меняет ничего, Хорстон! Заруби себе на носу — добиться истинного успеха и остаться чистеньким не выйдет ни у кого! Даже у тебя!

— Вы думаете? — Мурмин поднял на Эрнеста испуганный взгляд.

Он испуган, но больше не замолчит. Слишком уж высоки ставки сейчас.

— Знаю! — рявкнул Старик, взмахнув рукой со шрамом. — Я сам платил эту цену и плачу её до сих пор! — он схватил со стола листок и швырнул им в Мурмина. Нидринг, дёрнувшись, выхватил его из воздуха.

«Грабь богачей, казни палачей!» — и Эрнест на плахе.

— В городе не знают, что за воротами идёт война! Элетто, этот царственный придурок, проигрывает битву за битвой, отступает всё дальше и дальше — а в Веспреме смеются и просят ещё историй о войне! За городской чертой голод, нищета и толпы беженцев — а они хохочут и просят ещё! Пожары, голод, болезни, поражения — а они хохочут и просят ещё! Они — истинное лицо Веспрема!

— И что же с этого?

— А то! — Старик взмахнул руками, замер и… Глубоко вздохнул. Плечи его поникли. И он медленно подошёл к окну. Приложил ладонь к стеклу, по которому бежали капли дождя.

И едва ли не любовно погладил.

— Веспрем — золотое сердце Западных Королевств. Он не знал ни войн, ни эпидемий, ни голода. Ты думаешь, это всё происходило само по себе? Каждый Торговый Судья платил за это. У всего есть плата. И наша плата — это…

— Это свобода, — зло перебил Мурмин.

— О, прекрати пустую патетику, — Эрнест продолжал спокойно гладить стекло. — Мы свободны. Свободны, как никто другой в мире.

— Серьёзно?

— Серьёзно. Не надо тут сарказмировать. Над нами нет короля. Каждый может добиться чего угодно, не зависимо от происхождения. Каждый имеет равные права. И каждый имеет право говорить всё, что захочет. Не это ли свобода?

— За словами следят, за дела карают, — холодно начал Мурмин, распаляясь. — Добиться может и каждый — но только если у него есть деньги. Богатеи и владетели факторий свысока смотрят на нищих и работяг! Где тут равенство?! Где свобода?!

— Свобода — это возможность, а не что- то, что тебе вложат в руку. Хочешь свободы — будь смелым, — Эрнест протянул руку вперёд. — И возьми её, — он сжал пальцы в кулак. — Свободу, даже там, где она подразумевается, нужно брать. Силой и решительностью.

— Вот они, — Мурмин яростно ткнул пальцем себе за спину, — и возьмут её силой!

— Не этой силой, — Эрнест устало потёр глаза. — Я думал, ты умнее. А ты гоняешься не за истинной свободой, а за её мелкими осколками. Не смотри на меня так, Хорстон. Смотришь, как Мрачноглаз. В точности.

Мурмин не представлял себе, как он смотрит, но не замедлил разозлиться.

— А что вы тогда хотите?! Вы разгоняете любые выступления! Цехмейстерами уже давно стали владетели факторий, а не представители рабочих! Как им бороться?! Как?!

— Как ты, — горький смешок из полутьмы, который болезненно скрежетнул по сердцу нидринга. — Неуклонно. Осторожно. Принося пользу. И не разрушая того, что было раньше в слепом гневе.

В кабинете повисла тишина. Напряжённая и ошеломлённая тишина, в которой Мурмин слышал лишь один звук — барабанную дробь своего сердца.