Джек Вэнс - Сказания умирающей Земли. Том II [publisher: Издательские решения]

Над водой поднялась рука величиной с дом. Рука пыталась что-то схватить. Марлинка завизжала. Озеро всколыхнулось, поднялась огромная волна, отбросившая лодку, как щепку, к южному берегу. Посреди озера Вулль сидел Магнатц.

Из поселка послышался звон – кто-то бешено бил в набат.

Магнатц тяжело приподнялся на колени; с его гигантского тела струились потоки воды и грязи. Якорь, пронзивший его ноздрю, все еще болтался в ней; из раны сочилась густая черная жидкость. Исполин раздраженно шлепнул по воде, стараясь дотянуться до лодки; его удар поднял вспененную волну головокружительной высоты, накатившуюся на лодку. Мешок с драгоценностями, Кугель и девушка погрузились в темные глубины озера.

Энергично работая руками и ногами, Кугель всплыл на пузырящуюся поверхность. Магнатц уже поднялся на ноги и смотрел в сторону Вулля.

Кугель доплыл до берега и выбрался на сушу. Марлинки нигде не было – она утонула. Магнатц медленно брел к поселку по дну озера.

Кугель не стал дожидаться последствий. Повернувшись, он со всех ног побежал вверх по горному склону.

Горы остались позади: темные ущелья, ледяные озера, отзывающиеся эхом каменные высоты – все это превратилось в пепельно-серую массу на северном горизонте. Некоторое время Кугель блуждал среди пологих округлых возвышенностей, цветом и консистенцией напоминавших старое трухлявое дерево; по гребням холмов тянулись плотные поросли иссиня-черных деревьев. Затем ему повстречалась едва заметная тропа – лениво огибая холмы, она мало-помалу спускалась на юг и наконец вывела его на бескрайнюю сумрачную равнину. Справа, примерно в полумиле, темнела череда высоких утесов, немедленно приковавших его внимание – они вызывали у него щемящее ощущение «дежа вю». Кугель остановился в полном замешательстве. Когда-то, где-то он уже видел эти утесы. Когда? Каким образом? Память не отвечала на эти вопросы.

Кугель присел отдохнуть на плоский камень, покрытый пятнами лишайника, но Фиркс скоро потерял терпение и напомнил о себе стимулирующим приступом резкой боли. Кряхтя от усталости, Кугель поднялся на ноги и погрозил кулаком на юго-восток – в том направлении, где, судя по всему, находилась Альмерия: «Юкоуну! Юкоуну! Если бы я мог отплатить тебе хотя бы десятой частью того, что ты причинил мне, меня обвинили бы в необузданной жестокости!»

Кугель продолжил путь по тропе, вьющейся под утесами, пробуждавшими в нем отчетливые, но совершенно невозможные воспоминания. Далеко внизу простиралась равнина, заполнявшая три четверти горизонта оттенками, сходными с расцветкой камня, на котором только что сидел Кугель: черные пятна рощ перемежались серым крошевом заполненных руинами низин, смутными полосками серо-зеленых, лавандовых и серовато-коричневых тонов и свинцовыми отблесками двух больших рек, скрывавшихся в туманных далях.

Кратковременный отдых только усугубил болезненные ощущения в одеревеневших суставах Кугеля: они прихрамывал, поясная сумка натирала ему бедро. Еще больше его раздражал голод, постоянно напоминавший о себе бурчанием в животе. И за это ему заплатит Смешливый Волшебник! Да, Юкоуну предоставил ему чудодейственный брелок, превращавший несъедобные для человека материалы органического происхождения, такие, как сено, дерево, рога и копыта, шерсть, перегной и тому подобное, в питательную пастообразную массу. К сожалению – и в этом, несомненно, тоже проявилось язвительное чувство юмора Юкоуну – полученный таким образом «паштет» сохранял вкусовые качества исходной субстанции. Во время длительного перехода через горы Кугелю не привелось пробовать ничего лучше волчьего лыка, высохших остатков падали, окопника, веточек карликового дуба и дубильных орешков, а однажды, когда уже не оставалось ничего другого, ему пришлось удовольствоваться некими отбросами, найденными в пещере бородатого тавна. Разумеется, подобные «продукты» Кугель употреблял в минимальных количествах, в связи с чем его высокая худощавая фигура стала положительно тощей и костлявой – скулы выступили подобно спонсонам, черные брови, некогда беспечно-иронически приподнятые, хмуро опустились. «Поистине, Юкоуну за многое придется ответить!» – повторял про себя Кугель, на ходу пытаясь представить себе, каким именно способом он отомстит Смешливому Волшебнику, когда вернется наконец в Альмерию.

Тропа повернула и спустилась на обширное плоскогорье, где ветром и песком были вырезаны из камня тысячи причудливых фигур. Глядя по сторонам, Кугель не мог не заметить некую упорядоченность расположения и форм этих скульптурных произведений эрозии и остановился, задумчиво потирая подбородок. Закономерность отличалась исключительной изощренностью – настолько замысловатой, что Кугель усомнился: не становится ли он жертвой своего воображения? Изучая фигуры вблизи, он обнаружил тщательно продуманные сложные элементы и не менее изобретательные мельчайшие подробности их обработки – переплетения, спиральные шпильки и завитки, диски, седловидные углубления и частично вывернутые наизнанку сферы, равномерно перекрученные и волнообразно изогнутые поверхности, веретенообразные, кардиоидные и копьевидные элементы… Перед ним явно были результаты исключительно терпеливой, мастерской и трудоемкой резьбы по камню – никакое усилие воображения не позволяло представить себе, каким образом случайные сочетания погодных условий могли бы сотворить нечто подобное, даже на протяжении тысячелетий. Кугель озадаченно хмурился – побуждения, заставившие кого-то создать такую колоссальную скульптурную экспозицию, трудно было себе представить.

Переходя от одной фигуры к другой, через некоторое время Кугель услышал голоса и звонкий перестук инструментов. Кугель замер и осторожно прислушался, после чего направился туда, откуда исходили звуки, и увидел бригаду, состоявшую из примерно полусотни работников всевозможных размеров – от невероятных карликов величиной с вершок до великанов высотой в два или три человеческих роста. Кугель опасливо приблизился к ним, но, взглянув на него разок, мастеровые больше не обращали на него внимания и продолжали долбить, сверлить, скрести, ошкуривать и полировать камень с прилежанием, граничившим с одержимостью.

Понаблюдав за их усилиями несколько минут, Кугель подошел к стоявшему за пюпитром бригадиру – человеку, голова которого едва доходила Кугелю до пояса. Пользуясь неким хитроумным оптическим прибором, бригадир следил за выполнением работ, часто сверяясь с чертежами, закрепленными на пюпитре. Казалось, он одновременно подмечал все, что делали его подчиненные, выкрикивая указания и упреки, выговаривая одних за допущенные ошибки и объясняя другим, как им следовало пользоваться инструментами в том или ином случае. С тем, чтобы практически демонстрировать предъявляемые требования, бригадир чудесным образом удлинял указательный палец, чтобы постучать им по поверхности, находившейся метрах в десяти от него, быстро нацарапать на ней эскиз и тут же втянуть свой необыкновенный отросток.