Полина Гриневич - С каждым ударом сердца

– Уж она-то точно расскажет. Хм.

Феррер громогласно расхохотался, заставив Дану вновь поморщиться. Веселье управляющего, кажется, разделял лишь итальянец. Мальчишка с мученическим лицом закрыл уши руками.

Она вдруг почувствовала, что время как будто остановилось, а люди вокруг превратились в странные тени, вытянувшиеся в расплывчатые мутные силуэты. Голоса вокруг звучали как будто замедленная, растянутая, готовая порваться пленка на магнитофоне. Откуда она знает этот звук?

Отсюда помочь ему невозможно, невозможно. Тогда он должен это сделать. Надо позвать. Дана заметалась в серой пелене. И нашла. Он откликнулся на зов. Ну конечно, как бы он посмел этого не сделать?!

Оглянулся и замер. Ждет и надеется. Надеется на нее. И она надеется тоже. На него. Что же делать, как показать? Можно прикоснуться рукой к щеке. Вот так. Какой горячий, пылающий, огненный. Или у нее рука такая холодная? Да, это озноб. Может быть, она заболела? Нет, это весь мир болен! Кажется, Он понял, и слова не нужны… Что же она делает??!.

– Конечно, расскажет. Вы знаете, девушка, когда однажды Теренций приехал в имение с этой своей родственницей…

Холодно, как холодно ей было!

– Теперь он приедет за тобой.

Антонио смотрел на нее с ужасом. Феррер замолчал, с удивлением и неудовольствием глядя на перебившего его мальчишку. Он потер руки и продолжил как ни в чем не бывало:

– Так вот. Эта итальянская красотка решила, что это место подходит ей как ни одно другое. И меня сумела убедить в этом. Вот же случай!

Что это было? Она словно за несколько секунд успела побывать в нескольких местах. Или даже за одну секунду. И мальчик почувствовал это. Он почувствовал этот зов. Ведь все было не просто так. Но, может быть, все будет хорошо? Не так больно? И не так холодно. Она повела плечами, и это не осталось без внимания Жака.

– Вам тоже холодно? Ну ничего, скоро мы доедем до Пэти Шато, там уже все готово к вашему приезду. Думаю, тепло там точно будет. И что за осень? То жарко, то холодно, как зимой. Сегодня даже снег был. Вы видели?

– А сейчас снова снег.

Голос Теренцио был серьезен как никогда.

– Скажи, дружище, вокруг все спокойно?

– А что должно произойти? Ну да, крестьяне как обычно ворчат, но это продолжается уже несколько лет. Вот только друиды…

– А что друиды? Оторвались от своих ритуалов? Кажется, последнее время они редко появляются, сидят в своих лесных убежищах.

– Ходят по деревням. Говорят, война будет.

Она уже слышала только невнятное бурчание. Бу-бу-бу. Что же случилось? Она чувствовала, что была рядом с Реганом. Всего мгновение, чтобы ощутить, как ему плохо, и метнуться за помощью. Но к кому метнуться за помощью? Что она вообще воображает? Как находилась, так и находится в карете, которая не спеша двигается из одного места, где она прожила несколько дней, в другое, неизвестное ей место. Она ездит, живет, спит, ест и вообще ничего не может решать сама.

“Успокойся. Скоро все прояснится”.

Знакомый голос, вновь прозвучавший как будто в голове, застал ее врасплох, и она не выдержала.

– Пошел нафиг! Убирайся!

Пелена спала, и она с ужасом поняла, что крикнула это вслух, да еще совсем не зная, о чем сейчас разговаривали мужчины.

А они оба словно замерли в легком недоумении. Управляющий вытащил из кармана платок ярко-зеленого цвета и начал вытирать лицо, громко посапывая.

Дана почувствовала, что кровь прилила к лицу, и что у нее совершенно жалким образом дрожат губы. Не хватало только расплакаться. Тогда уж они все точно решат, что она идиотка. Сжав кулаки и глубоко набрав воздуха, она сумела выдавить из себя:

– Извините, это не вам. Мне почему-то вспомнилось лицо человека, который хотел меня убить.

– Вас? Вас хотели убить?

Теренций вступил в беседу, произнеся совершенно бесцветным тоном:

– В городе волнения. Госпожа Дана неожиданно оказалась в самой гуще вооруженной толпы. Она спаслась чудом.

Его взгляд говорил значительно больше. Это не та тема, о которой стоит распространяться.

Жак сложил и убрал платок. Все это сопровождалось вздохами и сопением.

– Да. Волнения – это ужасно, мадам. В такой ситуации нервы всегда натянуты, особенно у такой тонкой натуры. А эти люди, мерзавцы, бунтари! О, я знаю, что бывает, когда они срываются с цепи!

Дане ужасно захотелось забраться с ногами на сиденье и, как Антонио, забиться в уголок. “Может, я уже схожу с ума?” Все эти полеты во сне и наяву, падения и нападения явно влияли на нее не в лучшую сторону.

– У вас прекрасный цвет волос. Особенно в наше время. Но я бывал, например, в Аллемании и в Свейских краях. И там такой огненный оттенок можно встретить довольно часто. У меня всегда такой цвет ассоциировался с необыкновенным темпераментом. А ты, дружище, что скажешь?

Она с тревогой взглянула на итальянца. В ответ он сделал совсем незаметное, короткое движение головой. Оно могло означать только одно: никак не показывай, что это важно. Хотя на самом деле при всей этой суете вокруг цвета волос она так и не понимала всей этой важности. Но вот изменение цвета – это как раз и была магия.

Управляющий, судя по всему, решил, что с помощью этого комплимента сумел развеять всю эту повисшую неловкость ситуации.

Дана сцепила руки. Боже, как это все утомительно! Если бы она знала и могла, могла куда-нибудь от них всех исчезнуть!

Мальчик смотрел на нее, и в этом взгляде она видела все эмоции мира. Обреченность, неверие, отсутствие надежды, неисполнимость мечты, грусть о прошедшем и недоверие к тому, что может произойти. Для этого маленького человечка слово “невозможно”, кажется, было главным в жизни, и ей захотелось обнять и излить хотя бы ему всю эту тоску, боль, протянувшуюся через расстояние. И она даже дрогнула и потянулась к нему, но уперлась в стену. Стену, за которой где-то далеко быстро-быстро сердце выстукивало свой торопливый ритм. В испуге, в страхе, в отчаянии.

– Не надо. Пожалуйста.

Разве это не нормально – попытаться приласкать ребенка? А для него? Возможно, он уже стесняется таких нежностей. А может, она его пугает. Надо сказать честно, она пугает сама себя.

Но будет лучше. Почему-то Дана теперь была в этом уверена. И пускай Теренций думает по-другому. А Антонио боится. Все будет лучше.

– Мы уже подъезжаем. Вот замечательно.

Среди всех присутствующих, кажется, только Жак не чувствовал всего этого напряжения. И Дана была ему за это благодарна.

За окошками мелькали фонари, и копыта лошадей отбивали дробь по каменной мостовой. Они въехали в какой-то городок. На улице стемнело, а она даже не заметила. О чем она думала? Даже сама не сможет ответить.

Дормез остановился, и Феррер вскочил, чуть не уткнувшись головой в крышу.