Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– Не думала, что придется пережить подобное. Меня развоплотили! Этот ужасный Шар Заточения!

– И на старуху бывает проруха, – послышался голос совы.

– Дракон синего пламени сделал свой ход и проиграл. Однако мы так и не приблизились к нашей цели!

– Не скажи, – не согласилась сова, подняла крыло и вытащила [какую-то соринку] мусор из перьев. – Триболусу пришлось вмешаться напрямую, теперь драконы у него в немилости. А значит мы на шаг, но продвинулись. И когда наступит активная фаза Черной Луны, мы заявим о своих правах. Ведь там, где нет трех, их заменяют другими. Поверженный восстанет, а я обрету свой истинный облик!

– Так чего добивался Дракон? Зачем ему нужна была вся наша сила? Для чего сговорился с Владыками? – воскликнула Пелагея.

– Не все мирятся со сменой Эпох, не все согласны с объявленными переменами и отведенной в них ролью.

– Но никто не знает, где скрывается Сварог! Без третьего все напрасно!

– Не беспокойся, я знаю…

Ручьями торопились уйти снега. Первые почки набухли у вербы, а за ней потянулись смородина, крыж и жимолость. Ра-река разродилась долгожданным ледоходом, и трескающиеся ледяные глыбы побежали к дышащей жаром Красной губе. Среди плывущих льдин в темной воде вовсю резвились очнувшиеся от спячки сомы. Чибис с зарянкой наполнили луга веселой суетой. На земле их караулили тощие лисы и горностаи. Холодные ветра отступали к своей северной обители.

Любава задумчиво сидела на лавке в натопленной бане. Посмотрела на свои покрасневшие коленки, потрогала тонкую талию, погладила округлые гладкие груди, мельком взглянула на дымку мягких русых волос на лобке. За эти дни многое изменилось, а еще больше изменится. Святополк прислал сватов. Завтра ее отвезут к нему. Он возьмет ее за белые ручки, батюшка даст свое согласие, и она после объезда Крепи и пьяного пира возляжет с ним как его женщина.

Говорят, души перестали беспокоить живых, пращуры благословили поход нижних на Княжий град, а ее будущий муж вскоре станет князем. Но сейчас она сидит и смотрит на свое тело.

Вестина, крепьчанка с лукавыми темными глазами, ее местная помощница, с двумя другими девушками подошла и осторожно помогла лечь на лавку. Затем они смочили в кипятке березовые веники и начали по очереди ее охаживать. На втором ударе Любава застонала, на четвертом — вскрикнула, на шестом — почти заплакала.

– Зачем вы так разошлись? Почто меня не жалеете? — прошептала дочь купца.

– А зачем нам тебя жалеть? Муж пожалеет, – ответила одна из девушек.

– Без слез нельзя, ты лучше сейчас поплачь, потом поздно будет, – подтвердила вторая.

— Терпи и думай о кудряшках Святополка, как в них пальцы запустишь. Они у него, наверное, не только на голове растут, но и ниже, — пошутила Вестина и прошлась банным веником от плеч девушки к ее локоткам.

— Что мне старый Святополк?! Выйти за него выйду, а грущу о другом, – буркнула Любава.

– Стерпится — слюбится, – прозвучало в ответ.

-- И Святополк совсем не старый, – заметила одна из банщиц.

– А кто же этот таинственный юноша, что вскружил голову нашей невесте? – спросила Вестина.

А ведь она решила о нем забыть! Его образ не должен был тревожить ее холодное сердце. И, тем не менее, она о нем вспоминала. Без слез, без горечи, без эмоций, но все равно вспоминала. Кого она обманывала?..

– Тот, кто решился на необычную жертву. Тот, кто взошел в костер на Лобном холме. Тот, кто пришел издалека и ушел еще дальше, – тихо проговорила Любава.

– Но на Лобном холме никто не входил в огонь, – удивилась одна из девушек.

– В тот день предки никого к себе не забирали, – подтвердила вторая.

– Мы не понимаем, о ком ты говоришь, – сказала Вестина и пошла к печи за кипятком.

– Как такое возможно?! – вскрикнула дочь Космы.

Она резко поднялась с лавки, отстранив девушек. Вокруг запястий привычно скользнули сапфировые змейки. Стылый ветер замер на губах. Дорожка льда побежала к печи, и огонь в ней затух, кипяток враз стал студеной водицей.

Девушки взвизгнули и бросились к выходу из бани.

– Постой, Вестина, – приказала Любава.

Та не осмелилась ослушаться.

– Что, правда, не помнишь юношу, который сгорел в крадах Капища?

– Клянусь, моя госпожа, – испугано проговорила крепьчанка.

– Как такое может быть, что я помню, а ты нет? Ведь речь идет о живом человеке, вернее, уже мертвом, ну, который был на тот момент живым? – Любава с трудом сдерживалась, чтобы не поддаться шепоту нимфы.

– Мне не чего на это сказать. Завтра сама спросишь у отца с женихом. Но поверь, я бы не стала шутить, смерть такое не прощает. Пока же, прошу, прекрати колдовать. Мне жутко.

«Да, что-то я увлеклась», – подумала Святополкова невеста. Сапфировые змейки тут же попрятались. Лед начал медленно таять. Она не понимала, как можно менять людскую память, но знала, как следует исправить один недочет.

– Вестина, ты же слышала, как меня прозвали в Кистенях? Осознаешь, кем я стану? Угоди мне, и я сделаю тебя своей наперсницей. Поедешь со мной в Княжий град. Всегда будешь рядом.

– Не сомневайся, госпожа, ради тебя я на все готова. Только скажи, и я исполню, – воскликнула крепьчанка и подняла свои темные глаза на Любаву.

– Есть тот, кто повинен в моих бедах, кто не сохранил то, что мне очень дорого. Я хочу, чтобы ты отправилась к нему и дала выпить особый напиток. Примени все свое обаяние, но убеди испить его. И ты познаешь мою благодарность.

***

Можно было сказать, рыцарь устроился в корчме «У Сома» по-королевски. В просторной комнате у окна стояла широкая основательная кровать, недалеко от нее – такой же стол с двумя стульями, напротив – два (!) окованных железом сундука, налево от двери – деревянная купель, направо – ветвистые оленьи рога, привешенные к стене. На полу брошена волчья шкура.

Дементий в одной исподней рубахе сидел на кровати и смотрел перед собой.

Все эти дни он пил. Пустые фляги с кувшинами валялись в беспорядке и на столе, и на сундуках, и во всех углах. Но сказать, что хмель его брал, было бы неправдой. Как ни старался, как ни вливал в себя суру, медовуху, брагу, вино, он оставался трезв! Если не телом, то головой. Слова Любавы – этот резкий противный голос – все продолжали звучать и звучать: «…Как друга под убой подвели, не заметил, упустил. Где ты был, почему за руку не удержал? Вместо него в костер не кинулся?» И слова эти отрезвляли, мучили и возвращались снова и снова.

Огонь плясал у него в глазах. В огне корчились все те, кого он не спас.

Лаета, какая она была? Какой женой могла стать для него? Каким бы он стал для нее мужем? А вместо этого помнил лишь обрезанные космы, короткую рубашку, открытые посиневшие лодыжки, испуганные серо-голубые глаза и изуродованный рот. И Митяй, его долговязый друг-попутчик. Их обоих, пусть и в разное время, поглотило пламя! После разговора со Святополком он просто не смог себя заставить пойти на этот Лобный холм. И вот что из этого получилось…