Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– И тебе не хворать, пришел-то че? – спросил его Тощий, первый из братьев.

– Помощь мне ваша нужна, по самое горло нужна, в деликатном вопросе, – быстро проговорил купец, заливаясь пунцом, как девица.

– Странно, денег тебе не надо, сладострастия и так хватает, так в чем деликатность-то, купец? – уточнил Длинный, второй из братьев.

– Приструнить конкурента надобно. Не пускает меня в нижние земли. Не дает там развернуться. Хочу, чтобы вы удачу его забрали, тоску на него смертную нагнали, такую, чтобы выл на стены и больше ни о чем не думал.

Остромысл вынужденно прервался. Оглушительно пробили часы. От испуга он почти присел. Часы отбили, гость выпрямился, еще раз вытер лицо и продолжил:

– Боюсь я его, слишком резок и крут. Прошел огонь и воду, повольником у самого Лиха увел несметные богатства. На переговоры не идет, уступать не хочет, в шею гонцов посылает.

– Дело-то для нас нехитрое, – молвил Толстый, третий из братьев, пристально глядя в глаза купцу, – только совесть не заест? Нет… Ну, тогда ладно, а то знаем, попросят, а потом заканючат: не подумал, простите, пожалейте, отмените. Конкурента-то Космой зовут? Точно сгноить его хочешь, не убить, не отравить, а так, чтобы помучался? Славненько. Ты же знаешь, теперь должок перед нами будет. Вернуть-то сможешь? Хорошо. Тогда ряд заключаем. Сейчас что-то появится, ты туда ручки запусти, пошевели ими там, пом ни то, что нащупаешь, как сиську служанки, и спокойненько ступай домой. Через год скажем, чем долг возвращать будешь, а пока отдашь нам…. Да не дочку. Ее оставь себе. Страшная она у тебя. В тебя что ли? И служанка страшная. И жена кривая. Чура своего отдашь. Пусть у нас постоит. И не беспокойся, братья Коржи лишнего не попросят, но свое заберут.

– Заберем, – убедительно подтвердили остальные братья.

– Сундук-мармендук, появись из-под луг, – затем проговорили они все вместе.

И тут же, откуда ни возьмись, перед купцом выскочил, как из-под земли, окованный латунью пузатый сундук. Отшатнулся Остромысл, забылся, вытер лицо шапочкой. Сундук заскрипел крышкой и сам по себе открылся. Заглянул в него купец, а там зеленоватое желе, светится изнутри, дрожит. Куда теперь отступать, раз сам вызвался? Поэтому опустился на колени и на выдохе брезгливо сунул в желе руки. Сунул и обомлел. Нечто проникло в него, пронзило сознание тысячами нитей, которые соединились со всем, что наполняло когда-либо его душу. И в тот же миг мелкими показались прежние помыслы, увидел купец возможности, коих раньше не замечал. И тогда возжелал он обладать увиденным, сильно возжелал. Да руки его сами из желе вынулись. Сознание измельчало, в памяти остались лишь жалкие крохи от полученных знаний и тяга, тяга прикоснуться к мармендуку снова. Почти в беспамятстве поднялся Остромысл на ноги, заторможенно поклонился и вышел, бочком, бочком протиснувшись мимо мордоворота.

– Славная работа, – сказал Тощий.

– Давно пора за нижних взяться. Ему подможем, и о себе не забудем, – подтвердил Длинный.

– Вот и приступим, – завершил Толстый.

Сознанию свойственно любопытство. Оно заставляет проникать дальше и дальше и часто туда, куда, может быть, не следовало. Но если бы оно этого не делало, то кем бы стали его носители? Кем бы мы стали — зомби, выполняющими функцию «сигнал — беги, принеси» и так далее на выбор? Подобно лягушкам, которые могут заметить, поймать и съесть муху только в том случае, когда муха движется, и умирают от голода, если окажутся посреди кучи мертвых мух!

Я никогда не был согласен становиться зомби, пускай и совершал ошибку за ошибкой. Потому и оказался там – вдали от ежа, от двух точек его глаз, посреди бескрайней Стеклянной пустыни, в будущем, которое оказалось прошлым, в равноудаленном от начала начал.

***

Дорога была преграждена. Шарики ртути висели в воздухе рваным облаком. Слева от них, на месте разрушенного дома, виднелась яма, заполненная мусором и битым кирпичом. Справа — остатки каменного забора, за которым располагалась слишком ровная для Мертвого города пустошь, за ней – башня без крыши с незатухающим огнем внутри.

Я остановил свою группу, приблизился к обнаруженной аномалии – чем же еще могли быть эти левитирующие шарики? – и осторожно активизировал мысленный щуп, свое стандартное, но чрезвычайно эффективное колдовство. Кто знает, что будет, если дотронешься до них руками. Затем принялся щупом сталкивать шарики в сторону. В момент, когда первый из них пересек забор, раздался хлопок, и они все дружно устремились в центр пустоши. Одно биение сердца, взрыв, гулкий звон в ушах. Поверхность пустоши снова разгладилась. Облако исчезло. Путь был свободен.

Я оглянулся. Чернокожий старый мглу смотрел на меня, покачивая в пыльном мареве лысой башкой на длинной шее. Ему, как и остальным, было страшновато находиться среди развалин Мертвого города. Мглу предпочитали барханы Стеклянной пустыни, где любили охотиться на варанов и диких коз. Вытянутые у верхних кончиков уши, украшенные костяными вставками, мелко подрагивали от завываний ветра. В отличие от меня, мглу были лишены какой-либо растительности. Их лица отличались выпирающими скулами и мощными подбородками. Часто превосходя ростом подопечных, они были более тонкокостные и прикрывали тело только серыми передниками. Впрочем, и подопечным не требовалось много одежды: мужчины носили дополнительно к переднику золотистую повязку и ожерелье из тонких серебряных пластинок, женщины – короткую тунику. Черные густые волосы, обрезанные у плеч, подчеркивали превосходство подопечных над мглу, но так же — никакой бороды и усов.

В какой-то момент показалось, что старый мглу подмигнул. Я внимательно к нему присмотрелся, но нет — мысленная активность, как обычно, крайне низка. В этой жаре всякое могло примерещиться. Со мной сразу же согласилось несколько подопечных — их голоса привычно раздались в голове. «Мглу не просят, им приказывают», – пришло напоминание от Общины. Кто бы спорил. Я сверился с ощущениями и повел группу дальше.

Здесь, в Мертвом городе, многие дома были занесены песком, особенно с юго-востока, не прикрытого горами Халибру и лесами Керады. Однако остальная часть города оставалась доступной, чем мы и планировали воспользоваться.

Пройдя под аркой оплавленного перегнутого металла, я вышел к нужному трехэтажному зданию. Несколько высоких кустов саксаула росли прямо из его фундамента. Грязно-желтый фасад покрывали многочисленные трещины. Кое-где из стен вывалились целые секции кирпича, которые лежали неровными кучами понизу, но в целом дом неплохо сохранился по сравнению с остальными. Мне стало интересно, сколько же в нем когда-то умещалось семей.Попытался сосчитать количество оконных проемов, но сбился со счета. Впрочем, когда заходило за сотню, я всегда сбивался. Подопечный Общины – он больше телепат, эмпат, интуит, в конце концов, колдун, но никак не тот, кто умеет жонглировать цифрами. В этот раз на меня не обратили внимания: Община увлечено перешептывалась о стимулах и ограничениях.