Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– Я должен ее вернуть... Я могу... – проговорил Митяй и замолчал. Чуть не проговорился! Но откуда она знает про девушку? Он с подозрением скосил на старуху глаза.

– Что ты можешь? – спросила она, словно и не было никакой заминки. – Зайдем ко мне, потолкуем. Ворожея я, ворожея и ведунья немного. Обсохнешь, согреешься и пойдешь восвояси.

Ворожеям с недавних пор Митяй не доверял. Да только захват у старушки оказался железный, попробуй из него вырвись. Так сам и не заметил, как оказался у ее избушки, а потом и внутри.

Изба у старухи была не из примечательных. Небольшой двор с парой рябин перед крыльцом, маленькая холодная клеть, сени и теплое помещение с печкой. Над дверью символ змеи, поглощающей копье; под его взглядом змея шевельнулась. С одной стороны, была изба так же мала, как у Марфы, с другой стороны – заставлена, как дом Пелагеи: сундуками, корзинками, бочонками, кувшинами и пиалами. Пучки засушенных трав свешивались с натянутых вдоль стен веревок и потолка. Горело много свечей, нашлось место даже канделябру и большому зеркалу в бронзовой оправе. И никакого Чура! Ни в углу, ни за печкой! «Ворожея она, как же!» – засомневался Митяй. Нормальные люди свечи просто так не жгут.

– Подожди, переоденусь, – проворчала старуха, бросила вязанку хвороста у печи, рядом поставила корзинку и скрылась за занавеской в дальней части.

Воздух в избе отдавал гнилью и сыростью, печь – с виду сто лет не топ лена. Митяй передернул плечами и хотел было выбежать наружу. Да не успел. За занавеской раздался громкий хруст, там что-то активно задвигалось, и по комнате прокатилась волна творимого колдовства. В тот же миг все предметы относительно пастуха сдвинулись на шаг вправо, один за другим, затем слегка вернулись обратно, и он потерял сознание.

– Что же ты такой нежный? – первым делом услышал Митяй, когда очнулся.

Над ним склонилась миловидная беловолосая женщина с большими зелеными глазами, опрятным носиком и яркими алыми губами. Она была одета в странное узкое бирюзовое платье с длинными расклешенными рукавами. На шее висело жемчужное ожерелье с изумрудной трехпалой лапой. От нее шел сладко-приторный аромат. И, надо сказать, голос у нее был совсем не старческий, а задорный и звонкий.

– Что случилось… – хотел было спросить пастух, да запнулся.

– Со старухой? – закончила за него женщина и рассмеялась. – Да я это, я. Переоделась, как тебе и сказала. Да и ты, смотрю, уже высох. Вот теперь и поговорим.

Последние слова она произнесла опять скрипучим старческим голосом.

Юноша поднялся с пола и пугливо присел к столу. С ним такое уже было. Сейчас появится говорящий кот и укусит за мизинец. Потом загорится в печи зеленый огонь. И у женщины отрастут клыки и когти. Между тем, перед ним поставили кувшин с сурой и большую кружку. Пока все было подозрительно чинно и прилично. Более того, одежда на нем, действительно, высохла!

– Значит, душу вернуть хочешь? А ведь пока, и правда, можно. Застряла твоя Милава перед Калиновым мостом, что-то ее не пускает ни туда, ни обратно. Но знаешь, я тебе помогу. Давно хотела ритуал один провести, да ингредиентов не хватало. А тут ты – сплошной ингредиент. Не боись, не съем.

Язычок женщины мелькнул за коралловыми губками. Голос опять изменился, стал нежным и музыкальным. «Точно съест», – отрешенно подумал Митяй. Во попал так попал! Дементий сочтет, что он сбежал в Порубежье, и не будет искать. Зверь рыцарь иль не зверь, плохой иль хороший, но в том, что бросился бы на помощь без оглядки, юноша не сомневался. И чего он его так испугался? Не сидел бы сейчас здесь… Митяй уныло принялся разглядывать глиняный кувшин перед собой. На нем жирдяй в оправе на носу потешно размахивал руками, над жирдяем летела невиданная птица, оставляющая клубы дыма после себя.

Беловолосая женщина села рядом и выложила со стуком на стол большущий тесак. Митяй вжал голову в плечи. Она его что – кромсать этим будет?

По крыше все так же стучал дождь, свечи горели ровным высоким огнем. Паренек молчал, мочала и женщина.

– Пей, – наконец сказала она.

Увидев, что он не реагирует, налила полную кружку суры, потом взяла его за дрожащие ладони и помогла поднести напиток к губам. Глоток ожег хмелем и, что удивительно, расслабил. Он хотел было поставить кружку обратно, но женщина удержала его руки и заставила допить до дна. Потом отставила питье в сторону, разорвала на нем левый рукав рубахи и положила его руку на стол ладонью вверх. Мелькнул тесак, пастух не успел даже дернуться, как на его запястье появилась глубокая рана. Кровь булькнула слабым фонтанчиком. Митяй почувствовал рвотный позыв, но правая ладонь женщины уже накрыла его левую ладонь, их пальцы переплелись, ее запястье прижалось к его запястью, и из нее также текла кровь. Он сдержался. На столе быстро образовалась целая лужа крови. Их крови!

Он всмотрелся в красную лужицу. Она растекалась струйками, достигла края стола и закапала на пол. Голова закружилась. И вдруг он увидел то, что давно не видел, услышал то, что давно не слышал, почувствовал то, что давно не чувствовал! Барьер спал! Он вновь мог дотронуться до Большой Луны, связать узлом ветер и заставить звезды падать. Но сегодня этого было мало. Сначала несмело, но потом настойчивей и настойчивей он потянулся дальше: к межзвездным дорогам, туда, куда уходили души умерших. И получилось! Он вышел из тела, проскользнул сквозь крышу, оставил землю, а потом и облака с парящим среди них орлом. Изнанка сменилась Навью. И там, на тонком лунном луче, он заметил Ее, балансирующую над самой Пропастью. Светлячок, маленький светлячок, даже не звездочка. Подлетел к ней, осторожно выхватил из толпы таких же запуганных, жмущихся друг к другу душ и унес с собой вниз через пласты реальностей, обратно в Явь.

Глаза Митяя открылись. Он все так же держал за руку беловолосую женщину, однако на столе не было ни капли крови, раны на запястьях затянулись. [Ведьма] зевнула, повертела головой, вдруг вырвала свою руку из его руки и резко вскочила. Лавка зашаталась, и Митяй едва с нее не свалился. Потом она попробовала побежать, но как-то неловко – зацепилась за угол стола, охнула от боли и присела на корточки. Тут же медленно поднялась и внимательно оглядела левую сторону груди. Ее ладони коснулись области сердца, и она непонимающе обернулась к нему.

– Тебя же Митяй зовут? Ты пастух? Где мы? Я не узнаю это место… этот дом.

Паренек присмотрелся внимательней. Движения женщины были какие-то несуразные, рваные, лицо – малоподвижное, словно у фарфоровой куклы. Однако за оболочкой лже-ворожеи вдруг почудился знакомый облик. Неужели?

– Милава? – прошептал он, не шибко надеясь.