Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

Все, с него хватит! Пора в бордель. Минимум одежды, максимум удовольствия. Ах да, в этом городе не придумали столь прекрасного заведения. Эх… не трусь! Врагу не сдается наш гордый мокряк! «Будет и на нашей улице праздник», – успокоил себя анчутка. Тогда в питейное, там сытно и весело. Можно кусок мяса с тарелки стащить или кружку медовухи кому-нить на брюхо пролить.

И направился он в сторону местной корчмы, прижимаясь к канавам и заборам, уворачиваясь от женских понёв и мужского широкого шага.

Но, видимо, был не его день. Сначала попалась прям-таки благородная дама в темно-фиолетовом платье, с лицом, скрытым в глубоком бордовом капюшоне. Она обдала таким сильным ароматом благовоний, что глаза заслезились. Не успел проморгаться, три раза чихнуть и почесать затылок, как на него наткнулся пьяный пузатый господин с княжеским трезубцем на кафтане. Столкновение вышло знатным (и чёй-то пьяные всегда его замечают?): пузатый полетел в сливную канаву. Мужичок не удержался и свалился туда же прямо ему на голову. Ну вот, теперь вся шкурка намокла! А этот всё из ямы выбраться не может. Вспомнив о петухе и собаке, решил анчутка ничего не проговаривать, мало ли из чего пьянчугу доставать придётся. Зачем ему лишняя смерть на лапках?

Пока сушился, пока крутился на месте, пьяненький кое-как вылез и исчез за поворотом. Стоило мужичку вслед тронуться, как его обогнал спешащий с недобрыми намерениями низкорослый крепыш: кулаки с тыкву, глаза мелкие, дым из ушей. Они что – друг за другом бегают?

Увязался было анчутка за ним, да только из избы, стоявшей через дом за перекрестком, злым колдовством потянуло. Даже рябину тряхануло, ягоды с листьями посыпались. Притормозил анчутка, забеспокоился. И вовремя. Впереди на перекресток из колодца с высоким журавлем выплеснулась тьма.

Да что же здесь происходит? Страх сжал маленькое сердечко. Эх, ключник, старый дед, ну, почто ты сиротинушку оставил?

Журавль колодца скрипел: виу, виу, — водоносчик упорно заполнял бочки водой. Желтый лист пролетел перед самым лицом. Пастух вздрогнул, как от удара. Сколько же можно трястись? Его послали на торг за покупками, а вместо этого он застрял здесь, на перекрестке. И вроде бы калита с мелочью позволяла махнуть на все рукой и отправиться обратно домой. Ведь там, на западе, осталась его весь, милые Черемушки. Его никто не держал, нужно было сделать только один шаг. Но…у него не получалось решиться на шаг этот...

Дементий в очередной раз напугал. Казалось, Митяй уже свыкся с характером рыцаря: с его мрачной целеустремленностью и незлобными насмешками. Но вот к ним ворвались стражники, и из рыцаря выглянул разъяренный Зверь, не способный ни на сострадание, ни на жалость. Он был из тех, чьи души никогда не попадут в Ирий, если, конечно, у таких, как он, была душа. Он был из тех, кто мог лишь убивать, возможно, еще более худшим кошмаром, чем волколак. В этот раз пастуху никого не надо было спасать: отары с ним нет, любимой овцы тоже. Так почему он медлит? Почему не бежит? Неужели все дело в Марфе?

Его мысли перескочили на вдову. При ней он часто терял дар речи. Движения ее рук, изгибы тела, бросаемые взгляды доводили до дрожи. Да что тут говорить, до нее он и не знал, что так можно желать женщину. Когда же подглядел, чем она занималась с Дементием, то подумал — умрет на месте. Не умер, но узнал о себе много интересного. Не толстая, не тощая, но такая гибкая! Бедра, коленочки с локоточками. С той ночи она представлялась ему ангелом с крыльями, которую удерживает в когтях жестокий демон. Под демоном он, естественно, подразумевал рыцаря.

Листопад усилился, первый в этом году. Две телеги не смогли разъехаться, и их возничие принялись орать друг на друга. Их злость передалась и ему. Почему, почему он не может взять себя в руки? А как же Милава? Попробовал вспомнить ее образ, смех и медную косу с ленточками, неприкрытые лодыжки, но обернулась девушка – и то не Милава, а черноволосая Марфа с подведенными глазами, носом с горбиночкой и сжатыми губами. И гневно так посмотрела, словно он опять в чем-то оплошал. В испуге пригнул пастух голову, опустил глаза. Наваждение развеялось, но не полегчало. И хотя не один был на улице, вокруг себя ощутил бескрайнюю пустыню: ни домового, ни овина с шишигой, ни даже кикиморы. Еще немного — и барханы покроют улицы этого города, песок занесет его дома. «Где же ты, добрый друг Стрый? Куда ты пропал?» – с тоской подумал паренек. Никто ему не ответил. Папоротники среди домов не растут, а значит, волшебный цветок здесь не обнаружить.

И тогда он поднял глаза к небу. И тогда постучался ввысь. Он знал, что так можно, и не принял отказа. Там где-то была душа его Милавы, и он должен ее возвернуть. И так сильно он этого захотел, что Навь задрожала, прогнулась. На краткий миг показалось, что у него получится. Увидел в глубине потустороннего маленький светлый огонек, дрожащий, как свеча на ветру. Но это был лишь краткий миг. Небо ответило громовым раскатом.

Его швырнуло о землю. Резко хлынул холодный ливень. Журавль колодца прекратил скрипеть. Возничие, сыпя проклятиями, шустро разъехались, прохожие заспешили, и никто не заметил, как пастух поднимает руки кверху и не может встать.

– Че, милок, припечатало тебя? – вдруг услышал юноша старческий голос.

Он проморгался и увидел над собой морщинистую старуху в затасканных лохмотьях. Ее клювообразный нос и выпирающая нижняя губа мелко дрожали. В одном глазу угадывалось бельмо. Из-за спины торчала прутьями перевязанная вязанка хвороста, через локоть была переброшена корзинка, заполненная корешками и травами. Вода заливала старуху и ее корзинку, но она терпеливо стояла рядом.

Митяй беспомощно прошептал:

– Помогите.

— Так бы и сразу, — засуетилась старуха. Она как будто ждала этих слов. Ее костлявая рука схватила его и рывком заставила встать на ноги. Потом не дала ему упасть обратно. «А с виду одуванчик», — подумал Митяй.

Под ливнем одежда промокла насквозь. Раскаты грома следовали один за другим. Молнии рассекали небо. Ни силы, ни воли уходить из города у пастуха не осталось.

– Ну, так как – по домам или проводишь бабушку? — поинтересовалась у него старуха.

– Конечно, провожу, -- особо не задумываясь, ответил паренек. Хотя устоял бы он на ногах, отпусти она его, тот еще вопрос.

И вдруг у него вырвалось:

– Никого нет, пустой город.

Они медленно обогнули колодец и пошли в сторону Западных ворот, как раз туда, куда бы пастух направился, решись бежать. На улицах, действительно, никого не было. Но он имел в виду совсем другое.

– А кого ты ищешь? – поинтересовалась старуха. – Милаву? Так умерла Милавушка. Зачем ее тревожить?