Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– То, что она была с тобой ночью, уже хорошо. Будешь ее послухом, если до суда дойдет, а так – с тебя стол в корчме и сказ красочный. Говорят, ты еще тот странник, до самой Стеклянной пустыни дохаживал. Каковы они черненькие: ласковей, чем наши? Ну, и ребят моих не забудь, надо обиду сгладить. Все же крепко ты их помял. Хотя им не привыкать, такое часто бывает. Искать губителя буду, как свинья последний желудь, – продолжал вирник, – люд напуган. Жаль, волхва к гонению не привлечешь, а то мало ли, вдруг злыдень какой-нить из нежити объявился.

– Яростень стал таким неприступным?

– Многих нынче как подменили. Волхв все больше на Капище находится, с мертвыми говорит, жертвоприношения не прекращает. Недавно вон оттащил ему трех старост, больше всех по случаю приезда Ингвара возмущавшихся. Обвинили их в оскорблении княжеского рода, вот и пришлось повязать, допрос с пристрастием учинить.

– И что с ними стало? – спросил Дементий, подозревая, какой будет ответ. Он осторожно освободил Марфу из своего захвата и глазами показал Митяю, чтобы тот приблизился и подсобил. Митяй сделал вид, что его не понял. Такую Марфу пастух побаивался, хорошо еще, что та притихла.

– Сожгли в дар предкам, а потом так пьянствовали, что с обрыва пара мужей свалилась. На Добрыне с тех пор лица нет, из его дружины были. Путята, кстати, на очереди у Яростеня был, больно много спорил, доказывал, что если, прости Дементий, леха с запада увидать – гривен больше не собрать. Орал на него волхв так, что думали, молнии падать начнут, но обошлось без пожара.

– А чью сторону занял князь? – уточнил Дементий.

– Последнее время Вольга от волхва не отходит, во всем его поддерживает. Князя чаще можно на Капище встретить, чем в палатах. Багера одна хозяйством управляет. Она, конечно, старается: и тиунами руководит, и к празднику усердно готовится. Да все равно чего-то не хватает. Сиротливо без княжеской руки.

– Благодарю тебя, Мстислав, уважил так, как и от друга не ожидаемо, – приложил руку к сердцу рыцарь, показывая свою признательность. Он не держал на него зла за раннюю побудку. Вирник делал свою работу. В любом случае убивца надо сыскать.

– Сколько лет ты удалью удивлял, грудь под копья подставлял, в самые страшные замесы бросался. Ни разу в обозах не отсиделся. Вера в тебя крепкая. Квиты будем, думаю, скоро. Про корчму не забудь, вечера нынче становятся длинные, – ткнул кулаком Мстислав в плечо Дементия, вставая.

Как только за вирником закрылась дверь, Марфа нервно прошлась по избе и закричала:

– Вот что вы стояли, отлупили бы его… или мне дали глаза ему выцарапать.

– Марфа, все же хорошо закончилось, – робко проговорил Митяй. А лучше бы промолчал.

В руках у Марфы оказалось полотенце, с которым она набросилась на пастуха. Удар сыпался за ударом. Парень прикрыл лицо руками и терпеливо ждал, когда порыв вдовы иссякнет. Ждать пришлось долго. Дементий не вмешивался. Услышанное сначала от тысяцкого, затем от вирника не шло из головы. Князь вновь обрел брата. По какой-то причине волхвы утверждали, что Ингвар выжил, хотя с момента пленения прошло свыше десяти лет. Святополк заранее отбыл в Дятлову крепь, не оставив для Дементия даже весточки. В тот же день, как они с Митяем появились в Княжем граде, произошло зверское убийство. Есть или нет между всеми этими событиями какая-либо связь? Чутье ему явно что-то подсказывало, но пока он не понимал, что именно.

Дементий мотнул головой и вышел во двор.

В небе кричал кречет. Он отбивался от большого черного орла. У свободы была своя цена.

***

Мужичок был махонький и злой. Надо же, жил не тужил, из житницы ключника на свет не вылазил, так хорошо там было: запасы меда, грибов и ягод ни на день не переводились. А уж как он над стариком издевался, как его бороду сединой изукрасил, любая кикимора бы обзавидовалась. Да только давно что-то ключник не показывался, не иначе, из Града отъехал. И вот ничего не осталось, все было подъедено либо мышами растащено.

А тут еще кто-то в Нави баловаться начал: по Разлому прошелся трелью – зазвенело так, что слезы из глаз посыпались градинами. Словно в мозгу печененькой поковырялись, как теперь извилины обратно закрутить, и дядька не скажет. Звенело долго и нудно, от боли не спасали ни мята, ни пустырник, ни заговор-приговор. И баюкал он лысину, и тер копытца – ничего не помогало. Пока звон не прекратился так же, как и начался – резко, вдруг, на ахты-барахты.

Делать нечего, сидеть в житнице – только помереть зазря. Хотя нежить не мрет, она истончается. Вылез он и застыл столбом: мало того, что свет глаза прищурил, так еще столько эмоций на него обрушилось. На улице люда оказалось немерено: кто в сторону торга бежит, кто из детинца несется. Отвык он, чего уж говорить, от такого изобилия. Одно сразу отметил, защитка-то у всех хиленькая, словно обереги плести разучились, либо чуры совсем обленились. Значит, можно будет знатно повеселиться.

Пружиня беспалыми ногами, обошел он дом, хотел было соснуть у поленницы, да только петух как заорет в ухо: «Кукареку!» Вот от неожиданности и вырвалась скороговорка:

– Зарой голову в песок, словно в грядку корешок.

Ну, нельзя анчутку пугать, разве это не понятно?

Однако, когда увидел, как бедная птица задергала лапами, пытаясь выдернуть увязшую в земле голову, тут же пожалел о сказанном. Поплевал тогда на ладошки и схватился за хвост петуха. Потянул, вроде бы все силы вложил, но дура-птица никак не вытаскивалась и показывала всем видом, что вот-вот издохнет. Время было не на его стороне, но раз сам напакостничал, то надо бы самому сие недоразумение и исправить. Снова сделал попытку вызволить петуха и, батюшка родненький, все же вытащил непутевого из ловушки, правда, хвост немного от усердия ободрал. Петух встряхнулся, одним глазом на него вылупился, но клюнуть не решился, а потом пошел восвояси, высоко задирая ноги.

– Иди-иди, в следующий раз помогать не буду, – обиделся мужичок, поглаживая свою лысую макушку.

Стало анчутке скучно, пошел он искать собеседника. Один дом прошел, второй – ни одного барабашки не видно. Людей много, а домовят с кикиморами как корова языком слизала и потом еще боком почесалась. Так и не смог найти себе товарища. Да где это видано, чтобы целый город без домовят? А тут еще плешивый пес увязался, все норовил заднюю ногу поднять, видимо, от него – с собачьей точки зрения – пахло соответствующе. Отбежав пару раз от псины, пристраивающейся рядом, мужичок не выдержал и сказал:

– Кто увидит собаку – тот отдавит ей лапу.

Почему он не удивился, когда тут же прохожий наступил на бедную лайку, заставив ее завизжать от боли и убежать в испуге? А ведь все это от одиночества; что ни говори, отсутствие полноценного общения вредно сказывается на характере.