Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Ладно, поезжай в строй…

Квашня еще раз поклонился одной головой, и отъехал…

Князь-воевода Дражко, хотя лучше многих знал убойную силу стрел, выпущенных из сложного славянского лука, тем не менее, понадеявшись на случайность, решил попытать счастья, и поискать среди раненых того, кто сможет ответить хотя бы на один из многих интересующих его вопросов.

Оставив два десятка стрельцов и десяток воев похоронить в большом общем костре погибших товарищей, Дражко с полусотней конников и остальными стрельцами выехал на поляну. Вои выслушали команду князя-воеводы, и разъехались в разные стороны – искали раненых. Князя-воеводу подзывали шесть раз. Он подъезжал на зов вместе с князем Войномиром, но ни разу князьям не удалось услышать ответ. Четверо из раненых вообще не могли говорить, и даже не видели тех, кто их о чем-то спрашивал. Глаза их были открыты, но никого не видели. Еще один говорить, наверное, смог бы, но он не понимал ни одного языка, на которых с ним пытались говорить. И только последний из раненых, как князь-воевода догадался по его взгляду, славянский язык знал, но смотрел с такой ненавистью и на Дражко, и на Войномира, и на других воев-бодричей, словно они дергали за стрелу, торчащую у него в животе, и шевелили наконечником стрелы внутренности. И ни слова сказать не пожелал. Сам он был, скорее всего, не славянином, хотя за это ручаться тоже было сложно. Шлем на голове такой, какие часто носили саксы, еще ничего не говорил. Меч вой где-то потерял. Должно быть, выронил на скаку, когда получил в живот стрелу. Тогда же, скорее всего, и щит обронил, не имея силы держать такую тяжесть. А ножны меча были простыми деревянными, какими пользуются и славяне, и все их близкие и дальние соседи. И даже никак не изузорены, не обшиты тканью, и имели только простую медную окантовку в виде поперечных полос.

– Толку никакого. Едем дальше, – решил князь-воевода, когда к нему приблизились стрельцы, занятые до этого сооружением погребального костра. Устраивать такой же костер для убитых врагов Дражко был не намерен. Их, в основном, перебили свои же из сильной засады. Они же костер устраивать не пожелали. Пусть духи погибших со своими и разбираются.

Отряд сопровождения выстроился в привычную колонну. Войномир распорядился выслать вперед разведку из пяти стрельцов и пяти конников. Предосторожность теперь не выглядела излишней, и Дражко не возразил, хотя привык к тому, что он распоряжается действиями подчиненных ему воев обычно сам. Но и князь Войномир был не простой человек, он тоже имел право распоряжаться, и Дражко с этим был согласен. До полабского поселения Штржелово [42] Штржелово – полабское название, впоследствии немецкий город Штральзунд, расположенный на берегу пролива Штрелазунд, называемый «воротами острова Рюген», ныне входит в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. , откуда обычно на пароме переправлялись на Руян все приезжие, осталось полдня пути…

План строительства нового города был представлен князю Бравлину утром. Князь не пожелал смотреть его в одиночестве, и велел позвать княжича Гостомысла, который в своем доме, вернее, в чужом доме, где ему с семьей временно выделили жилье, дожидался, когда ему доложат результаты заседания посадского совета, состоявшегося ночью. Как Гостомысл и намеревался, ни на кого из посадских советников с его стороны давления оказано не было. Никого из них он не пытался «купить», и даже для беседы никого не призывал к себе. Противники княжича, скорее всего, этому не удивлялись, считая, что Гостомысл, как когда-то его отец князь Буривой, не сомневается в решении посадского совета. Но Буривой, как князь, присутствовал на заседаниях, и ему не находилось желающих возразить. Гостомысл, как княжич, присутствовать там права не имел. И потому сторонники сближения с Русой или просто подкупленные соседним городом, чувствовали себя уверенно. Но там, на совете, видимо, тоже не все пошло гладко, и нашлись, видимо, люди, которые стояли за преемственность власти или же они были просто патриотами своего города. Как доложил Гостомыслу сотник стрельцов Русалко, что выставил людей для наблюдения со стороны, на совете была даже драка между советниками и их людьми. Перебили в драке даже окна на верхнем этаже терема, и потому перебрались потом в гостиную на первом этаже. Но драку разняли, и заседание совета продолжилось до утра, и завершилось только после рассвета. Но почему-то никто не спешил доложить результат Гостомыслу.

Сотник Русалко был в курсе дела, которое обговорили и порешили между собой князь Бравлин и княжич Гостомысл. Своего мнения, естественно, по этому поводу не высказывал, тем более, что его никто и не спрашивал, но продолжал слушаться Гостомысла, поскольку входил в его полк, перешедший к княжичу от младшего брата. Но и к князю Бравлину молодой сотник стрельцов не стал, кажется, относиться хуже. Не как многие из воев-словен. Гостомысл сам попросил Русалко разнести весть о договоренности среди словенских полков. И объяснил суть принятого решения. Русалко весть разносил. Но не все воспринимали ее одинаково. Было много таких, кто готов был за своего княжича в сечу пойти, будь у Бравлина хоть втрое больше воев. И сотнику стрельцов пришлось многим разъяснять суть вещей. И это переводило на Русу еще одно обвинение.

Гостомысл ждал визита самого боярина Самохи, который пока и замещал погибшего Лебедяна, хотя его никто на это и не уполномочивал. Но не дождался, и поспешил на зов Бравлина. Однако дворовым людям все же наказал:

– Из посадского совета прибегут, посылайте сразу ко мне. Я у князя Бравлина буду…

– Обязательно, княжич…

И сам Гостомысл пешком отправился к князю, которого устроили жить на той же улице, где, в основном, стояли большие богатые терема словенской знати, и в этих домах всегда было место для приезжих. Бравлин поместился там вместе со своими секретарями и помощниками, и двумя дочерьми, оставшимися незамужними. Пройти предстояло всего четыре дома, значит, можно было и коня не седлать. И Гостомысл только распорядился, чтобы оседланного коня ему привели туда, в княжескую конюшню.

Князь находился в своей рабочей горнице, которую звал почему-то библиотекой, в окружении многих людей. Гостомысла, видимо, узрев его в окно, встретил сотник Заруба, хорошо княжичу знакомый, и без доклада провел в Бравлину. В горнице было, на вкус княжича, плохо протоплено, но ни сам князь, ни его окружение на это не жаловались. Гостомысл уже давно заметил, что Бравлин Второй не любит жаркие дома, и никогда не садится близко к печке, предпочитая сидеть ближе к окну. Его приближенные старались подражать своему князю, и тоже не сильно топили в своих домах. Даже в палатках воев, где стояли перевозимые в санях металлические печки, наподобие тех, что кормчие ставили в своих лодьях и драккарах, только меньше размерами, бывало холодновато, хотя чем топить всегда было. Но, как князь любил прохладу, так же старалась любить ее и княжеская дружина.