Рейчел Хартман - Серебряная кровь [litres]

Она подняла голову и взглянула мне прямо в глаза.

Это была Джаннула.

Невозможно. Мой разум моментально отверг такую вероятность. Она же сидела в тюрьме, она просто не могла здесь находиться.

Я перевела взгляд на Абдо. Он отпустил мою руку и теперь махал ей перед своим лицом, как будто отгоняя невидимых мух. Он заметил, что я смотрю на него, и робко проговорил: « Стоя рядом с ней, я вижу нить, на которую она меня поймала. Но хоть я и провожу сквозь нее рукой, она не рвется. – Он указал забинтованной рукой на Ингара. – От него тоже тянется такая нить».

Его слова лишили меня последней возможности отрицать очевидное, и у меня внутри все похолодело. Как такое могло произойти? Как она здесь оказалась? Возможно ли, что ее держали в заключении где-то в Самсаме, а Джозеф выпустил ее на волю?

Джозеф проследил за взглядом Джаннулы и увидел меня. Его красивое лицо тут же исказила ухмылка.

– Серафина! Вот это сюрприз, – произнес он на безупречном гореддийском.

Я присела в очень долгом, медленном реверансе, чтобы потянуть время. Снова видеть лицо Джозефа само по себе было нелегко, но присутствие Джаннулы совершенно выбило меня из колеи.

– Я прибыла к вашему двору в качестве посланницы королевы Глиссельды, – проговорила я.

– Похоже, у нее серьезная нехватка придворных, раз она отправила сюда вас, – ответил он, вальяжно подходя к нам. У Джозефа был такой же заостренный нос, как и у его сводного брата, но Ларс никогда не раздувал ноздри так презрительно.

– Что вы сделали? – спросила я Джозефа, и мой взгляд непроизвольно метнулся к Джаннуле. Возможно, этот вопрос предназначался и ей тоже. Я никак не могла смириться с тем, что она находилась в этой комнате. Я заставила себя снова посмотреть на нового регента. – Это ваша армия стоит у ворот города?

– Да, – сказал Джозеф, натянуто улыбаясь. – А сделал я очень простую вещь. Я пришел к воротам столицы со своим войском. Регент подумал, что я собрал армию, чтобы отправить ее на помощь Горедду, и впустил меня в замок. А теперь его нет в живых.

– А как же горожане и придворные? Им… нечего сказать по этому вопросу? – выговорила я.

– Мои дорогие собратья-графы могли бы причинить мне головную боль, потребуй они созвать собрание, но их Эрлмит пришлось отменить, так как, по слухам, во Фнарке свирепствует чума. – Джозеф и Джаннула многозначительно переглянулись. – К тому времени, как они узнают правду, новость успеет превратиться в урок и станет частью истории.

Я внимательно посмотрела на Джаннулу, пытаясь понять, что означал их обмен взглядами. Это Джаннула придумала пустить слух о чуме? Она стала советницей Джозефа?

Она беззастенчиво уставилась на меня в ответ.

– Я уже отправил к графам послов, – продолжил Джозеф. – Они узнают обо всем через два дня и будут вынуждены принять случившееся. Пока у меня нет возможности поставить в известность Нинис, так как граф Пезавольта, несомненно, передаст новость в Горедд. А королева Глиссельда должна услышать о моем восхождении на трон, только когда я этого захочу.

– Когда же? – спросила я, оторвав взгляд от Джаннулы. – Когда ей понадобится помощь Самсама, а вы бросите ее на произвол судьбы?

– Горедд избрал своими союзниками драконов, – произнес Джозеф, откинув волосы с лица. – Никакой истинно верующий человек, никакой настоящий самсамиец не может одобрить подобное. На моей стороне небеса, Серафина. Причем не только напутствия святого Огдо и суровые заветы святого Абастера, но и благословение святого отшельника.

Я посмотрела на Ингара в некотором замешательстве. Джозеф заметил направление моего взгляда и сказал:

– Я не о нем. Он всего лишь ее ученик. Позвольте мне представить вам сестру Джаннулу. – Он протянул к ней руку. Женщина потупила взгляд и, поднявшись на ноги, скромно присела в реверансе.

Наконец мы перешли к самому важному. Я сложила руки на груди, демонстрируя, что актерская игра Джаннулы меня не впечатлила. Во взгляде Джозефа явно читалась любовь – правда, я не могла понять, романтическая или религиозная. Возможно, грань была слишком тонкой.

Святой она не была точно. Я не понимала, зачем ей это представление и какую связь оно имеет с ее желанием объединить всех итьясаари.

– Ну что ж, тебе удалось обвести вокруг пальца нового регента, – громко произнесла я, обращаясь к ней так, словно мы по-прежнему вели беседу один на один в моей голове. Так, будто мы были старыми знакомыми. Я не сомневалась, что это заставит Джозефа задуматься. – Значит, тюремную камеру теперь называют приютом отшельника?

– Да как ты смеешь! – выкрикнул Джозеф, становясь между нами.

Джаннула положила руку ему на локоть.

– Прошу вас, Ваше Величество. Я могу постоять за себя в беседе с неверующими.

– Я видел чудеса! – настойчиво продолжил Джозеф. – Я видел свет Небес, сияющий вокруг нее! Слышишь, ты, бездушное чудовище?

Джаннула посмотрела мне в глаза, и я выдержала ее взгляд. Выходит, она не рассказала новому регенту, что тоже является бездушным чудовищем. У меня было преимущество.

– Один из моих родителей и правда был драконом. – Я указала на святую отшельницу и ее подслеповатого приятеля, Библиотекаря Ингара. – Но и их тоже.

– Ты лжешь! – прокричал Джозеф.

Я придержала язык, чтобы посмотреть, как поведет себя Джаннула, надеясь угадать ее намерения по тому, как она будет говорить с новым регентом. Ее лицо ничего не выражало, словно на ней была надета маска.

Тишину нарушил Ингар.

– Разве это не чудесно, о Благословенная? – сказал он по-самсамийски, сжав пухлые ручки на груди. – Наконец случилось то, чего мы так долго ждали. Перед нами предстали наши собратья.

Джозеф слегка позеленел. Он медленно повернул голову к Джаннуле и произнес:

– Объяснись.

На ее лице появилось выражение скорби и раскаяния, которое я так хорошо помнила. Мое сердце тут же ожесточилось. Она склонила голову и произнесла:

– Серафина говорит правду, мой лорд. Я… я не хотела вам говорить. Я боялась, что вы отвергнете меня, как это уже множество раз случалось в моей жизни. Из-за моего происхождения меня заключили в камеру. Это сделали люди, которые были неспособны больше ничего во мне разглядеть.

Она расстегнула серебряные пуговички на рукавах и закатала ткань, обнажив предплечья. Я знала, что увижу, но меня все равно охватили жалость и ужас, как и в тот день, видимо, мое сердце все-таки ожесточилось не так сильно, как я думала.

– Они содрали с меня чешую, – мягко произнесла она, – и прижгли раны раскаленным железом.

Я прижала ладонь ко рту. Об этом она никогда мне не говорила.

Ее глаза заблестели от подступивших слез.

– Небеса смилостивились надо мной, и я потеряла сознание. Тогда я увидела святых. Они заговорили со мной и благословили меня.