Рейчел Хартман - Серебряная кровь [litres]

У меня было такое чувство, что я не видела его улыбки тысячу лет. Эта чистейшая, блестящая эссенция счастья ранила меня в самое сердце.

Моя одежда не влезла в сумку. Я оставила свои порфирийские приобретения у Найи, чтобы она потом отправила их в Горедд, и переоделась в дублет и бриджи для верховой езды. Они были слишком теплые для того, чтобы гулять в них днем по Порфири, но я слышала, что в небе гораздо холоднее.

К обеду в квартире собралась вся семья Абдо. Меня поцеловали на прощание семьдесят два раза, и, взбираясь на холм по направлению к Метасаари, я чувствовала, как у меня горят щеки и глаза.

В драконьем квартале кипели приготовления. Изгнанники провели в сборах целую неделю и были готовы отправиться в путь немедленно. Ассамблея, как и обещала, обеспечила их всем необходимым, но скоропортящиеся товары решили доставить в последний момент. По дорогам тянулись бесконечные телеги.

А еще в квартал пришли люди: соседи, коллеги и давние друзья. Они принесли ячменный хлеб, одеяла и маленькие памятные вещицы. Люди и саарантраи целовали друг друга в щеки и обещали оставаться на связи.

Я тоскливо вздохнула. Когда я наконец снова окажусь в Горедде?

Когда солнце опустилось за горизонт, саарантраи стали собираться на открытом участке общественного сада Метасаари. Они обращались парами, пока площадь не заняло полдюжины величественных драконов, подсушивающих раскрытые крылья перед полетом. Больше на площади никто не вместился бы: стало понятно, что на обращение двух сотен сааров уйдет не один час. Саарантраи крепко связывали свертки с припасами, чтобы уже обратившиеся драконы могли унести их в когтях. Бывшие соседи стояли в тени и глазели на парад рогов и клыков.

Наконец взлетел первый дракон. Он усердно взмахивал громадными крыльями, обдавая нас горячим серным ветром, а затем повернул к океану. Он оставлял землю все дальше и дальше от себя, пока его не подхватили восходящие воздушные потоки. Мы восхищенно затаили дыхание. Порфирийцы зааплодировали и восторженно закричали.

Откуда ни возьмись возник Комонот и похлопал меня по спине.

– Ты когда-нибудь летала, Серафина?

– Только в материнских воспоминаниях, – ответила я.

– Ардмагар! – закричал кто-то с другой стороны площади. Поджарая и клыкастая Эскар, успевшая принять естественное обличье, изогнула шею и снова заклекотала:

– Я хочу сама повезти Серафину!

– Карета подана, о прекрасная дева, – сказал ардмагар, взяв у меня сумку и повесив ее на плечо. – Я прослежу, чтобы это не потерялось. – За его спиной взлетел еще один дракон.

Я побежала по площади, задыхаясь от серного смрада. Саарантраи продолжали перевоплощаться. В пламеневшем закатом небе было уже пять темных фигур, которые напоминали стайку летучих мышей. Когда я приблизилась, Эскар поднялась на задние лапы и протянула ко мне передние, расправляя и сжимая когти. Меня накрыла волна ужаса. Я с сожалением взглянула на ее шипастую спину – лучше бы ее анатомия больше напоминала лошадиную, – но все-таки сделала шаг вперед и позволила ей себя схватить.

Я ощутила сталь ее острых когтей сквозь все слои одежды, которые набросила на себя, чтобы не замерзнуть в небе. Уже было понятно, какие из моих ребер и суставов заболят на следующее утро. Чтобы оторваться от земли, Эскар пришлось немного разогнаться – от ее бега мои зубы стучали друг о друга, – но потом, резко встряхнув телом в последний раз, она начала двигаться плавно. Глядя на землю, которая все сильнее удалялась от меня, я могла только моргать.

Радость превозмогла страх. Я не закрывала глаз. Возможно, уменьшающийся город с крышами, залитыми мягким светом встающей луны, казался слишком нереальным, и мой разум не доверял тому, что видели глаза.

Нет, я все-таки чувствовала реальность происходящего. Мне казалось, что с моих плеч упала гора. Глаза слезились на ледяном ветру.

Эскар развернулась, направившись к Сестрам. Я заметила древнюю крепостную стену, с которой Камба когда-то давным-давно бросала посуду. С этой высоты было отчетливо видно, что гора с двумя пиками стоит отдельно от прибрежных хребтов. Река Омига напоминала прямую линию, которая, огибая гору, разделялась надвое. Я увидела грозный водопад на западе, но Эскар полетела вдоль восточного ущелья, мимо каскада водопадов меньшего размера, называющегося Лестницей.

Небо было заполнено драконами – тенями, которые взмахивали крыльями, образуя за собой потоки ветра с запахом серы.

Мы миновали занавес прибрежных хребтов и оказались в длинной, широкой долине Омиги. У разветвления реки стоял небольшой город – Анапорфи, – где порфирийцы четыре раза в год проводили спортивные игры. В лунном свете можно было различить беговые дорожки и арены.

Мы летели вдоль долины примерно до полуночи, а потом приземлились у пустынного участка реки. Драконы, прибывающие парами в течение нескольких часов, принимали обличье саарантраи и устраивались на ночлег. В каждой палатке разместилось пятеро сааров – кто-то из них рассчитал, что это самое эффективное палаточное соотношение. Из-за непривычной близости остальных, храпа и болезненных ушибов от когтей Эскар, я уснула лишь на рассвете. Через час меня разбудил саар Лало – они уже складывали палатку.

Я побрела к реке, чтобы омыть чешую. По поверхности воды стелился туман, а где-то в камышах кричала какая-то водоплавающая птица. Чувствуя, как холодная вода стекает по талии, я наконец проснулась до конца. Когда я вернулась, остальные уже почти собрались и закидывали на плечи свертки и палатки, которые раньше несли в когтях.

Они решили пройти пешком по долине до следующего уровня водопадов. Я была рада, что мои ушибы успеют зажить, прежде чем Эскар снова схватит меня когтями. Тем не менее, забрав свою сумку и поравнявшись с женщиной-сааром, я не могла не спросить:

– Неужели ходьба – лучший способ путешествия по долине? Так же гораздо медленнее.

Эскар изогнула бровь.

– Бесполезный Совет проголосовал за то, чтобы идти пешком.

– И Комонот согласился? – уточнила я.

– Неохотно, – отозвалась она. – Многие сказали, что не пойдут с нами, если им не дадут права голоса. Это уже не те саарантраи, к которым мы привыкли, на каком-то уровне они вобрали в себя порфирийские ценности. Их заботит, что о них думают порфирийцы. И у них было разумное основание для того, чтобы идти по долине пешком: обретая истинное обличье, мы больше едим, а из добычи здесь лишь порфирийский скот.

– И вам не пришла в голову мысль просто схватить его, ничего им не сказав? – поддразнила ее я.

Она посмотрела на меня, непонимающе моргая.

– Конечно же, пришла. Но я проиграла голосование.

Долина представляла собой изумрудное пастбище, которое с обеих сторон грубовато теснили горы. Потом оно уступило место ячменным полям, а когда террасы стали сужаться, на них появились плантации чая и гряды овощей. С каждым новым днем мы взбирались все выше, и безоблачное небо как будто все сильнее отдалялось от нас. Впервые за долгие месяцы у меня на сердце было легко. Я не думала ни о чем, кроме дороги и голубого купола над головой.