Томас Баррон - Потерянные годы

— Ты похож на грудного младенца, который говорит, что сам раздобыл себе пищу и кров!

— Я не младенец!

Риа втянула воздух сквозь зубы.

— Послушай меня. Я — единственное человеческое существо, которое живет в этом лесу. Ты не найдешь здесь больше ни одного мужчины, женщины или ребенка, кроме редкого чужака, пробравшегося в лес подобно тебе. Но мне ни на минуту не приходит в голову, что я живу здесь самостоятельно. Что я могла бы остаться в живых без чужой помощи — помощи Арбассы, или Квен, или птицы аллеа, чью красоту я бережно храню в памяти, хотя мне вряд ли еще раз повезет увидеть ее. Если Друме плохо, значит, им всем будет плохо. И мне тоже.

Она умоляюще протянула ко мне руки.

— Прошу тебя. Помоги нам.

Я отвернулся.

— Он не поможет нам, — презрительно бросила Квен.

Риа стремительно направилась к двери.

— Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты увидел то, что умрет вместе с Друмой.

Она начала спускаться по ступеням винтовой лестницы, вырезанной в стволе Арбассы, и я последовал за ней, хотя и с неохотой. Я был твердо уверен в том, что мои поиски нужно вести где-то в другом месте — в других частях Финкайры, а возможно, даже за морем. Но в любом случае, не в Лесу Друма. Но даже если я задержусь здесь, размышлял я, как я смогу помочь Рии, не обращаясь к своему могуществу, пользоваться которым мне запрещено? Я печально покачал головой, будучи уверен в том, что нашей недавно возникшей дружбе пришел конец.

Прежде чем уйти, я оглянулся на Квен. Она ничем не выразила своих чувств по поводу моего ухода — за одним исключением. Глаза ее, похожие на капли, с ненавистью следили за Несчастьем; было ясно, что она рада расставанию с драчливой птицей. И, словно догадавшись о чувствах старухи, сокол поднял лапу и с хищным видом выставил когти в сторону Квен.

Спускаясь по лестнице, я снова вдохнул знакомый аромат леса после дождя и подумал, что, наверное, больше не вернусь сюда, в гигантское дупло, занимавшее всю внутренность дуба. Я остановился, чтобы рассмотреть любопытные надписи, покрывавшие стены Арбассы.

Риа уже была внизу и крикнула мне:

— Идем!

— Я просто хочу в последний раз взглянуть на эти письмена.

Даже в полумраке, царившем на лестнице, я заметил выражение изумления на ее лице.

— Письмена? Какие письмена?

— Здесь, на стене. Разве ты не видишь?

Девочка вернулась ко мне и долго смотрела на то место, куда я указал, но я понял, что она не может различить никаких надписей.

— А что здесь написано?

— Не знаю.

— Но ты видишь буквы.

— Да.

Риа пытливо взглянула мне в лицо.

— Ты видишь мир не так, как я, верно?

Я кивнул.

— Ты видишь без помощи глаз.

И снова я кивнул.

— Причем можешь видеть такие вещи, которые я не вижу, хотя у меня есть глаза. — Риа прикусила губу. — Теперь ты кажешься мне еще более чужим, чем в тот день, когда я встретила тебя.

— Может быть, для тебя будет лучше, если я останусь чужим.

Несчастье взволнованно захлопал крыльями.

— Ему здесь не нравится, — заметила девочка, направляясь к двери.

Я последовал за ней.

— Наверное, он знает, что о нем думает Арбасса. — И, помолчав, я добавил: — Не говоря уже о том, что думаю о нем я.

Скрипнула кора, и в стволе возникла щель. Мы вышли на поляну, озаренную утренним светом, просачивавшимся сквозь густую листву, и дверь тут же захлопнулась за нами.

Риа бросила взгляд вверх, на раскидистые ветви Арбассы, затем быстрыми шагами направилась в лес. Я поспешил за ней; Несчастью это не слишком понравилось, и он крепче уцепился за мое несчастное плечо.

Вскоре мы оказались у подножия высокого бука со сморщенной от старости серой корой.

— Иди сюда, — позвала меня Риа. — Я хочу тебе кое-что показать.

Я подошел. Она приложила ладонь к стволу дерева.

— Бук — самое разговорчивое из деревьев. Особенно старый. Слушай.

Глядя вверх, на ветви, она издала негромкое шипение. Ветви немедленно зашевелились, откликнувшись на призыв, и зашептали что-то. Риа меняла высоту звука, громкость, тон, и дерево, казалось, отвечало ей. Вскоре между девочкой и буком уже шел оживленный разговор.

Через какое-то время Риа обернулась ко мне и заговорила на обычном языке.

— А теперь попробуй ты.

— Я?

— Да. Сначала приложи ладонь к стволу.

Я, все еще сомневаясь, повиновался.

— А теперь, прежде чем говорить, послушай.

— Я уже слышал, как шелестят ветки.

— Слушай не ушами. Слушай рукой .

Я прижал руку к складкам коры; пальцы мои ощутили прохладную, шелковистую поверхность. Некоторое время спустя я почувствовал кончиками пальцев какое-то биение. Пульсация постепенно охватывала всю кисть, затем руку. Я почти ощущал ритмичное движение воздуха и земли, текущих по жилам дерева; в этом ритме сочетались мощь океанского прилива и нежность дыхания спящего младенца.

Даже не думая, я начал издавать такой же свист, как Риа. К моему изумлению, дерево ответило, слегка взмахнув ветвями у меня над головой. В воздухе пронесся шепот. Я почти улыбался, догадавшись, что дерево действительно разговаривает со мной, хоть я и не понимаю его языка.

Обращаясь одновременно к Рии и буку, я произнес:

— Я хочу когда-нибудь выучить этот язык.

— Тебе это будет ни к чему, если Друма погибнет. Только здесь деревья Финкайры еще бодрствуют и могут разговаривать.

Плечи мои поникли.

— Но чем я могу тебе помочь? Я же сказал тебе — я не тот человек, которого ты видела во сне.

— Забудь о моем сне! Я знаю, в тебе есть нечто примечательное. Нечто… необыкновенное.

Слова Рии согрели мне сердце. Хотя я и не до конца поверил ей, все равно слышать это было приятно. Казалось, в первый раз за сотни лет я представил себя сидящим на траве, сосредоточенным на цветке, заставляющим его раскрыть лепестки, один за другим. Затем я вспомнил, куда привела меня эта тропа, и содрогнулся.

— Когда-то во мне было нечто необыкновенное. Но оно давно умерло.

Серо-голубые глаза заглядывали мне прямо в душу.

— Что бы это ни было, оно и сейчас с тобой.

— У меня есть только я и моя цель — которая, скорее всего, уведет меня далеко отсюда.

Но она упрямо покачала головой.

— Это не все, что у тебя есть.

Вдруг я, как мне показалось, сообразил, о чем она говорит. О Галаторе! Значит, ей нужен был вовсе не я. Ей нужна была моя подвеска, о могуществе которой я мог только догадываться. Неважно, как Риа узнала о ее присутствии. Значение имело лишь одно: она знала. Как глупо было с моей стороны хотя бы на секунду поверить, будто она рассмотрела во мне нечто магическое! Во мне самом , а не в моей подвеске.

— На самом деле тебе нужен не я, — прорычал я.

На лице ее появилось загадочное выражение.

— Ты так думаешь?