Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Врата Немедии

— Я на мгновение представил себе, что уже никогда не смогу вернуться, — тихо признался Муонг.

— Куда, к мбонго?

— Нет. Домой. В Хайборию.

— Да ты же и слышать об этом не хотел! Принимался орать на меня всякий раз, стоило мне заикнуться о Бритунии или хотя бы о том, что не родился мбонго. Утверждал, что нашел свое истинное счастье в Черных Королевствах…

— Бара, я схожу с ума от тоски по землям, лежащим севернее Стикса. Я старался убедить себя, что обойдусь и без них, но это… все равно что смерть. Да, я не родился мбонго, и мне никогда не стать им до конца. Я просто убедил себя, что я — Сын Змеи, такой же, как другие, и почти поверил в это, но ведь на самом деле все не так, сколько себя ни обманывай. Не получается просто хлопнуть дверью и уйти из одного мира в другой.

— Муонг…

— Эльбер, — произнес он.

— Что? — не поняла Соня.

— Так меня зовут. Эльбер. Вернее, раньше звали.

Девушке показалось, что она где-то слышала это имя, но где и при каких обстоятельствах, вспомнить никак не удавалось.

— Вот как? Звучит красиво…

— Мой отец любит красивые имена. Например, мою сестру он назвал Береник. Она старше меня на пять лет.

— Ты, должно быть, знатного рода?

— Вовсе нет, с чего ты взяла? Какая там знать… Мой отец всю жизнь прослужил садовником в богатых домах. Ему необыкновенно нравилось его занятие, и он любил повторять, что те, кто сажают цветы и деревья, — особенные люди, они создают радость завтрашнего дня. Каждый день он дарил матери свежесрезанные розы… я до сих пор помню их аромат! Но мы всегда жили в бедности. Отец сразу соглашался на ту плату, которую ему предлагали, и не требовал большего. Узнав об этом, многие беззастенчиво пользовались его покладистостью. У нас был маленький дом, всего одна комната, где мы жили все четверо, пока Береник не вышла замуж, а я не стал торговцем. В семнадцать лет у меня уже было свое дело и даже лавка, которая давала неплохой доход.

— Неужели? Ну и дела… И какой же товар ты продавал?

— Оружие. Но мне вовсе не нравилось этим заниматься, я мечтал совсем о другом… в детстве я несколько раз убегал из дома, чтобы примкнуть к бродячей труппе, но меня быстро находили и возвращали обратно. Я не пропускал ни одного представления, когда актеры проходили через наш город, и больше всего на свете мечтал стать одним из них. Я запоминал все представления сразу и наизусть… и просто бредил увиденным. Отцу это не нравилось, он говорил, что нельзя жить придуманной жизнью, это неправильно, но я ничего не мог с собой поделать. Факиры, канатоходцы, певцы и музыканты… может, это и была придуманная жизнь, но я чувствовал, знал: она — моя! Тайком от отца мать всегда старалась сунуть мне пару медных монет, чтобы я мог увидеть представление, и тогда я со всех ног мчался на площадь, где эти люди ставили свой шатер, а потом жил только ожиданием того, когда они появятся у нас снова. Как-то раз я вообразил себя канатоходцем. Натянул веревку высоко между двумя деревьями и попытался пройти по ней. Из этого, само собой, ничего не вышло — я сорвался и едва не свернул себе шею. Отец, добрейший из всех людей на свете, сказал мне:

— Эльбер, выброси из головы эту ужасную блажь, она сводит меня с ума! Но даже под страхом смертной казни я не мог отказаться от своей мечты.

— Ну, какой мальчишка не приходит в восторг от представлений бродячих лицедеев, — сказала Соня, испытывая, однако, недоумение и почти разочарование: она полагала, что нормальный человек может мечтать о воинской славе и доблести, но уж никак не о том, чтобы связать свою судьбу с ремеслом комедианта — подобное казалось ей, скажем, не совсем достойным занятием.

— Ты права, они всегда собирают толпы зевак, но со мной было иначе. Потому что время шло, а сила моей страсти не ослабевала. Наоборот, ни о чем другом я просто думать не мог. Я никогда не покидал пределов Бритунии, в которой родился, но слышал, что в Немедии, в Бельверусе, есть огромный театр — Килва, куда приходят тысячи людей, чтобы полюбоваться мастерством настоящих актеров, разыгрывающих целые представления…

— В Бельверусе, как и в гиперборейской Халоге, люди предпочитают бои гладиаторов, — возразила девушка. — Вот это зрелище, скажу я тебе!..

— Я знаю об этом лучше, чем ты думаешь. Но об этом позже… Бельверус не шел у меня из головы, однако я хотел как-то помочь своей семье и стал оружейником. Отец был доволен. Дело у меня сразу пошло неплохо, он сам никогда не зарабатывал столько денег, как это сразу получалось у меня. К тому же я женился.

— В семнадцать лет?

— Да, а что такого? Я видел, как относятся друг к другу мои родители, и полагал, что любовь бывает только вечной, а раз так, то я просто обязан жениться на женщине, с которой провел ночь. Арьяла, правда, была старше меня, но очень красива и умна. Отец и мать вздохнули с облегчением: они решили, что бредни о Бельверусе теперь перестали иметь для меня значение, ведь, несмотря на молодость, я стал состоятельным семейным человеком: не мог же я бросить все ради каких-то детских мечтаний! Оружейная мастерская, лавка, любящая жена и собака… Действительно, у меня было слишком много причин для того, чтобы большего и не желать! Но на другой чаще весов был далекий Бельверус, понимаешь? Килва…

— И эта чаша в конце концов перевесила, — вздохнула Соня.

— Вот именно. Я старался изо всех сил и терпел, как мог, целых три года. Старался убедить себя, что моя жизнь прекрасна и имеет подлинный смысл, но сердце знало: это не так. В конце концов я понял, что мне себя не пересилить. Продал мастерскую и лавку, поделил вырученные деньги между Арьялой и родителями, оставив себе совсем немного только на то, чтобы не умереть с голоду, и отправился в Немедию. Собаку я поручил заботам одного своего друга. Отец и мать в голос рыдали, умоляя меня одуматься, жена сначала тоже плакала горькими слезами, а потом ругалась и кричала, что я сумасшедший, и под конец перебила в доме все горшки, последним ловко запустив мне в голову. Но меня уже ничто не могло остановить.

— Очень трогательно, — с некоторым сарказмом произнесла девушка, — но мне почему-то кажется, что вряд ли вся знать Бельверуса во главе с королем вышла к городским воротам, дружно приветствуя твое появление.

— Уж это точно. Кому я там был нужен, сама подумай!

— Это тебе надо было думать, мне-то что с того…

— Конечно, к Килве меня и близко не подпустили. Сперва я нанялся подмастерьем к гончару, потом служил при конюшнях и там же жил, со мной расплачивались только едой… но мне нужно было как-то подобраться к тому, ради чего я вообще пришел в Немедию, а путь оказался только один: стать гладиатором. Так я и сделал.

Вообще, еще в Бритунии я участвовал в турнирах и неплохо владел оружием и собственным телом, но тут было совсем другое…