Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Врата Немедии

— Здравый смысл, — пожал плечами мудрец, — то единственное, на что можно вполне полагаться. Так же и бог. Он просто по-разному проявляет себя, отражаясь в душах других людей, точно в зеркалах. Каково зеркало, таково и отражение. Кто-то видит жестокое чудовище, иной — зверя либо птицу, но только очень немногим открывается милосердный лик божества.

— Каково зеркало, таково и отражение, — задумчиво повторила девушка. — Может быть, ты и прав. А каком богу ты сам поклоняешься? Кому посвятил алтарь?

— Фудо-Мёо, — ответил Таймацу, — это проявление Единого считается богом мудрости и защиты. И он вполне реально меня защищает, скрывая потайной лаз.

Таймацу не любил рассказывать о себе, хотя поведать можно было о многом. Он являлся сыном знатного вельможи при императорском дворе на острове Садапугу, но с трехлетнего возраста воспитывался не в доме своего отца, а при маленьком монастыре. Так распорядились звезды.

Астрологи предсказали, что мальчик с поэтичным именем Осенняя Луна призван стать одним из Призраков, или Ночных Демонов, незаменимых для военной разведки, тайной внутренней охраны острова или в охране самого Императора.

Таймацу вполне оправдывал предсказание звезд. Он был хорошим учеником, выносливым, сильным, смелым и умным, гибким и ловким, как обезьяна, и с ранних лет мог выполнять сложные и опасные задания, наравне с куда более взрослыми послушниками. Его ожидало большое будущее.

Однажды, когда Таймацу достиг уже семнадцати зим, в монастырь привели троих круглоглазых. Он знал, что такие уроды живут где-то далеко, на западе, и что они лишь напоминают людей, ибо всякому известно, что настоящие людьми могут считаться только те, кто родился на Островах.

Этих троих выловили из моря, но не убили сразу, чтобы молодые послушники учились отрабатывать на них удары. Двое из них быстро распрощались с жизнью, а третий выжил. Он, правда, тоже был совсем слабый и ничего не умел, даже есть, как люди, не мог — не понимал, как пользоваться палочками. И с ним легко справлялись даже совсем маленькие дети, потому что круглоглазый ничего не смыслил в искусстве поединка.

Таймацу ходил мимо него, как мимо пустого места или приблудной собаки. Человеческой речью, разумеется, тот тоже не владел — хуже попугая.

Когда не было тренировок, он все время лежал на полу в бамбуковой клетке и рвал ногтями свое тело, нещадно искусанное насекомыми, и от него воняло как от куска падали. Однажды Таймацу остановился взглянуть на это животное, просто так, из любопытства. Конечно, животное, даже на груди и на руках у него росла шерсть, у островитян такого не бывает.

И вдруг оно подняло на него гноящиеся круглые глаза, под веками которых роились личинки мух, и Таймацу увидел в этих синих, как у детенышей кошек, глазах боль и отчаяние.

У людей глаза не бывают синими, сказал себе Осенняя Луна. Какая гадость!

Однако ночью он встал и опять подошел к бамбуковой клетке.

На этот раз Таймацу пришел не с пустыми руками: он просунул через прутья немного риса и овощей, уж очень худым был диковинный двуногий зверь, и тот стал жадно запихивать все это себе в рот, пока его не стошнило. Осенняя Луна содрогнулся от отвращения и ушел.

На следующий день он отправился выполнять очередное задание, а когда вернулся, то оказалось, что круглоглазый, как ни странно, все еще не умер.

Кто его знает, почему. Между прочи|м, в пути Таймацу думал о том, что если он са!м не будет достаточно хорошо исполнять свой долг, то боги прогневаются на него, и в следующей жизни превратят — о, ужас! — в такого вот урода. Тогда уж лучше умереть при рождении и снова воплотиться, только бы не жить таким.

Задание же, данное Таймацу, на сей раз заключалось в том, что ему следовало выследить и уничтожить мятежников из провинции Ками, замышлявших свергнуть и. убить своего сюзерена, правителя Асикаги.

В помощь молодому Призраку дана была Сагара — женщина правителя… рабыня Асикаги, верность которой своему господину была основана на безграничной жертвенной любви, а степень подготовленности ничуть не уступала тому, чем в совершенстве владел Таймацу. Маленькая хрупкая Сагара вела себя как тигрица, защищающая свое логово.

Она поразила воображение Осенней Луцы и покорила его сердце с первой же встречи, став его первой и единственной в жизни любовью. Разумеется, Таймацу даже ни разу не прикоснулся к ней — ему бы подобная дерзость и в голову не пришла, и только молча сгорал на огне собственной безумной страсти.

Маленькая фанатичка Сагара свела его с ума, и две седмицы, которые они провели вместе, стали для молодого послушника самым прекрасным и самым мучительным периодом его жизни.

Много позднее Таймацу узнал, что Сагара погибла. Когда семидесятипятилетний Асикаги умер — собственной смертью, просто пришла пора ему покинуть сей мир, — двадцатилетняя рабыня бросилась на меч, чтобы уйти вместе со своим-господином и возлюбленным. О чувствах, которые она невольно породила в сердце Призрака, Сагара, естественно, не догадывалась. А если б и узнала о них, то, скорее всего, собственными руками вырвала, бы это сердце, тайные помыслы которого показались бы ей оскорбительными по отношению к Асикаги.

С тех пор Таймацу не взглянул ни на одну женщину с Островов или из Хайбории. Для него существовала только свято и бережно хранимая память о Сагаре и о тех двух седмицах в Ками, проведенных рядом с нею.

И один и тот, же сон посещал его. Он снова был на Садапугу, и они с Сагарой должны были аккуратно снять часового, охранявшего заговорщиков, собравшихся, чтобы обсудить последние приготовления к мятежу.

Парень был очень юн — едва ли старше Таймацу — и очень беспечен. Он просто сидел на берегу реки, беспечно опустив босые студни ног в желтоватую спокойную воду, уверенный в том, что никакой опасности нет.

Сагара достала из мешка тонкую проволоку, взялась за деревянные ручки, между которых та была укреплена. Сделала пару шагов вперед — когда она подняла руки, струна перерезала солнце.

Кожа на затылке юноши-часового напряглась, мышцы за ушами задрожали, предвосхищая крик. Сагара резко подняла руки. Каждая в отдельности совершила четкое круговое движение, потом девушка скрестила кисти — проволока, образуя петлю, вспыхнула перед глазами воина, послышался тихий лязг — это Сагара рывком натянула проволоку. Юноша не двинулся, ничего не произошло — крика было не слышно. Голова его оказалась отделена от тела.

Она осталась на шее, мальчик не осознавал, что уже мертв.

Внезапно ударила струя крови, голова упала в реку, течение подхватило ее и перевернуло лицом вверх, и открытые глаза казались живыми…