Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Врата Немедии

Он закончил и перевел дыхание. Девушка, которая сидела и слушала, как зачарованная, улыбнулась:

— Неплохо.

— Ты правда так думаешь?

— Стала бы я лгать! — возмутилась Соня. — Очень даже думаю!

— Помнишь, я говорил, что хочу создать драму об Элгоне? — помедлив, спросил бритунец. — Так вот, мне кажется, не совсем правильно, когда героев и властителей изображают только в одном свете, как сильных, мужественных, не ведающих сомнений людей. Ведь они любят и страдают в точности как простые смертные.

Почему не показать Элгона именно таким? Например, он мог написать что-то подобное в посвящение Меруле, своей королеве-рабыне, о которой говорила Маргиад. Представь: Элгон, утомленный государственными делами, пишет портрет женщины.

Может быть, Мерулы уже нет в живых, и он по памяти пытается воссоздать ее черты. И в это время звучит монолог, который ты только что слышала. Что скажешь? Или вот еще:

— Неплохо, — повторила Соня, ощутив поразивший ее саму укол ревности — за себя и за Маргиад.

Хотя девушка не воспринимала так уж серьезно свои отношения с Эльбером, ей вдруг стало немного обидно, что стихи посвящены другой женщине. А каково было Маргиад, которая по-настоящему любила Элгона, знать, что он навсегда принадлежит не ей, а Меруле?..

— Наверное, у тебя получится, — тем не менее, сказала она.

Знала бы Соня, как подействует на Эльбера ее сдержанное одобрение! Он забросил все, в том числе и прогулки по Бельверусу, и теперь сутками сидел над пергаментом, записывая полностью захватившую его воображение будущую драму.

Бритунец перестал следить за собой, засыпал прямо над столом, опустив голову на скрещенные руки — и тогда девушке приходилось, растолкав друга, заставлять его хотя бы дойти до постели, куда Эльбер падал, не раздеваясь. Иногда он хватал Соню за руку и, с лихорадочно блестящими глазами, просил послушать какой-нибудь отрывок, превращаясь в собственных персонажей. Если же ее не оказывалось поблизости, бритунец старался поймать Таймацу.

Островитянин был не очень-то благодарным зрителем — никаких эмоций он не проявлял и, казалось, лишь терпеливо дожидался, пока Эльбер закончит. Но бритунца это не смущало, он был согласен мириться с тем, что Осенняя Луна то ли слушает его, то ли дремлет, прикрыв глаза.

На самом деле Таймацу, разумеется, и не думал спать. Из-под полуопущенных век он наблюдал за Эльбером зорче, чем любой иной делает это, полностью раскрыв глаза и не мигая. Зорче, чем Соня.

Наблюдал и видел поразительные вещи, коим не знал объяснения и о природе которых мог только догадываться.

В какой-то момент мир вокруг Эльбера начинал изменяться.

В том, что это было реальностью, а не плодом воображения, Таймацу не сомневался, ибо верил своим глазам.

Наконец, это стало очевидным и для Сони. Однажды бритунец стоял и о чем-то разговаривал с нею, вертя, между делом, в пальцах сломанный цветок чайной розы.

— Такие выращивал мой отец, — сказал он. — Поэтому я их и посадил здесь когда-то. Знаешь, сколько сортов роз существует? Великое множество. Цветы как люди — они не похожи один на другой, и лишь для неискушенных — все на одно лицо.

И тут цветок в его руке стал иным. Нежные желтые лепестки окрасились в пурпурно-алый цвет, потом стали бархатисто-бордовыми.

— Эльбер, — сдавленно проговорила девушка, не сводя глаз с растения, — что такое происходит?

— А что? — не понял тот, недоуменно взглянув на подругу.

— Как, разве ты не видел? Цветок… он…

Лепестки розы, между тем, приобрели свой первоначальный оттенок.

— Что же с ним не так?

— Он только что был красным!

— Этот? Невозможно. Правда, я как раз представлял себе алый, но ты же не могла видеть этого.

— И тем не менее, клянусь, он менялся!

— Ты перегрелась на солнце, дорогая.

— Чушь! После Дарфара обычное солнце на меня так бы не подействовало. Скажи еще, что я с ума схожу, — возмутилась Соня.

— Не берусь утверждать с уверенностью, но ты начинаешь меня беспокоить, Бара…

Тогда девушка не стала с ним спорить, подумав, что, возможно, это изменение ей и на самом деле просто примерещилось.

Она и сама себе удивлялась, хотя и по другой причине. По сравнению с долгой дорогой из Черных Королевств до Немедии, теперь Асгард, ее конечная цель, был почти рядом. А она вместо того, чтобы незамедлительно следовать туда, продолжает сидеть в Бельверусе и ничего не делает. Странно как-то… Ведь граф Ютен ждет ее, ждет, чтобы Соня передала ему талисман Элгона, и по совести, ей следовало бы поспешить.

Но… спешить ей совсем не хотелось. И расставаться с бесценной камеей — тоже. Всякий раз, просыпаясь, девушка говорила себе, что это последний день, который она тратит попусту, и завтра же ей надо будет отправиться в Асгард. Но что-то внутри нее противилось этому, властно приказывая подождать. Наступал следующий рассвет, и все оставалось по-прежнему.

Что же, в конце концов, она так и не сдвинется с места? Соня задавалась вопросом, уж не овладела ли ею обыкновенная лень и желание хоть немного пожить в относительном покое. Может, это Эльбер так на нее действует? Он ведь тоже не очень-то рвется разрешить собственные проблемы. Увлеченно создает драму об Элгоне, и словно ничего ему больше не нужно.

— В тебе нет покоя, Соня, — заметил как-то Осенняя Луна. — Бежишь и все никак не можешь остановиться. Это плохо.

— Плохо то, что я как раз никуда не бегу, — возразила девушка, — хотя, надо сказать, давно пора.

— Когда действительно будет пора, ты узнаешь об этом и не ошибешься. Не суетись, — посоветовал островитянин. — Слушай, что подскажет тебе сердце.

— Но меня ждут в Асгарде люди, которые рассчитывают на мою помощь.

— Ничего страшного. Если ты куда-то должна прийти, то не опоздаешь. Лучше следи за снами, которые видишь, когда бодрствуешь.

— Что ты хочешь этим сказать? — Соня тут же вспомнила о чайной розе в руках Эльбера.

— Будь внимательна. Сны приходят не только ночами. Они как звезды. Ведь днем на небе тоже есть звезды, только солнечный свет затмевает их. Так и сны. Будь внимательна, — повторил Таймацу. — Скрытому доверяй больше, чем явному, не удовлетворяйся простыми ответами.

— Постараюсь, — пообещала девушка, снова возвращаясь мыслями к графу Ютену, посланцем которого являлась и продолжала оставаться таковым до тех пор, пока не выполнит задание до конца.