Анна Шнайдер - Недостойная [litres]

Берт приблизился к Арену. Император стоял на коленях в прежней позе, сжимая руками Венец, глаза его были зажмурены, рот открыт в беззвучном крике, и из него, как и из носа, текла кровь. Камень под ногами Арена давно превратился в пепел, и этот процесс продолжался, захватывая все больше и больше пространства. Сначала брусчатка трескалась, а затем рассыпалась прахом. Вокруг сильно, удушающе пахло смертью.

Арманиус протянул руки к Венцу и схватился за него. Берту тут же показалось, что его молнией пронзило, так силен был поток энергии университета. И как удержать подобное с его резервом?

«Не надо удерживать, – подумал Арманиус, пропуская все через себя и ощущая, как сила впитывается в землю под его ногами. – Просто сними».

Но император, вцепившийся в артефакт пальцами, словно клещами, мешал это сделать.

– Арен, отпусти, – прохрипел Берт, почему-то ощущая боль в левом запястье. – Отпусти же!

Он не слышал. И Арманиус, выругавшись, потянул Венец вверх, чувствуя себя человеком, который пытается поднять в воздух гору.

Гора не поддавалась, гора оставалась на месте. Берт, обливаясь потом и кровью, которая хлынула из носа от натуги, тянул вверх, и ему казалось, что он быстрее умрет, чем снимет этот демонский артефакт. Энергия университета по-прежнему проходила сквозь Венец, а следовательно, и сквозь Берта, и сквозь Арена.

Арманиус, внезапно до крайности разозлившись, рявкнул:

– Назад! Назад!

Запястье вспыхнуло обжигающей болью, засаднило, словно на нем кто-то ножом узоры рисовал, а следом поток энергии действительно пошел назад, в здание университета, и пальцы Арена вдруг расслабились, и Берт снял с его головы Венец…

Я все-таки смогла позавтракать, и даже поделилась омлетом с Эклером, а потом налила ему воды в блюдечко и, глядя на то, как котенок лакает ее, вновь принялась рассуждать. Теперь, когда я знала не только об этой реальности, но и о предыдущей, я осознавала гораздо больше, чем раньше.

Я осознавала, почему Берт во время нашей первой встречи вел себя именно так трепетно, откуда он знал мое имя и имя Ив Иши и когда успел… влюбиться. Но были и моменты, которых я не понимала.

Амулет-нить, который дал мне Рон и из-за которого Арманиуса отбросило от меня, – что это было и зачем? Я потеряла память только из-за кольца Арчибальда или дело было в чем-то еще? Как и где в прошлой реальности хотели убить Берта?

И наконец, зачем императору понадобилась та ночь? Неужели просто для того, чтобы проверить, достойна ли я получить кристалл памяти с воспоминаниями Арманиуса? Но почему было не устроить какую-нибудь… другую проверку?! Да и вообще, с чего он решил меня проверять? Какое ему дело, знаю ли я про то, что Берт отправился в Геенну, чтобы вернуть мне память, или не знаю?

Я не понимала. Да, я больше не ненавидела императора – после того, что я увидела в кристалле, продолжать делать это почему-то было невозможно, но я не могла его понять.

И лишь одно казалось мне забавным во всей этой истории… Удивительно, но меня, безродную Эн Рин, попытались убить, чтобы в дальнейшем убрать императора. Конечной целью был именно он, а вовсе не я и не Берт. Кто бы мог подумать…

Пламя постепенно стихало, впитываясь в Арена, который по-прежнему стоял на коленях, но на голове императора теперь не было Венца.

Берт держал артефакт в руках, покачиваясь от слабости и изо всех сил стараясь не потерять сознание. Ощущение было такое, словно его плитой придавило. Венец в руке пульсировал энергией Альго, и Арманиус отстраненно подумал: «Считается ведь, что он никому не дается, кроме правящего монарха, но мне дался. Интересно почему?»

Рассуждалось плохо – в голове было пусто и гулко, а в груди – тяжело. И запястье… Да что с ним такое?..

Берт поднял левую руку и от удивления чуть не упал на землю. Рядом с браслетом связи чернела метка принадлежности университета. Он опять ректор?! Защитник, как это могло случиться?!

Между тем пламя окончательно впиталось в Арена, и Арманиус наконец понял, что на площади царит тишина. Огляделся. Окружающее расплывалось, и он смог рассмотреть только Гектора – тот почти слился цветом лица со своей зеленой формой.

Император медленно поднял голову, и даже Берта, который сейчас и так был абсолютно потрясен, прошиб холодный пот.

Глаза у Арена полностью почернели – белков не было видно вообще. Лицо, перемазанное кровью, – злое, безжалостное… Император казался демоном, вышедшим из Геенны. Он медленно встал с колен, подошел к Берту и, забрав у него Венец, вновь надел его себе на голову.

– Как ты?.. – хрипло выдохнул Аарон, и Арманиус, обернувшись, увидел, что он очень бледен. – Как ты выжил?!

Берт тоже не очень хорошо понимал, как именно у него получилось спасти Арена, да и толком не мог думать на эту тему – голова демонски болела. Никогда в жизни у него настолько сильно не болела голова. Мозги изнутри будто бы пытались сжевать сотни червяков – они копошились там, ползали, кусались… И хотелось взять и снести себе башку к демоновой матери.

Арен ничего не ответил – он просто пошел на Аарона, и брусчатка под ним вновь рассыпалась прахом. Выглядело это настолько пугающе, что кто-то из аристократии попытался позорно сбежать и, остановленный службой безопасности, жалобно заскулил. Император не обратил на это никакого внимания – он продолжал идти вперед, на брата.

– Арен… – сказал Аарон, нервно оглядываясь, – вокруг него быстро образовалось пустое пространство. – Арен, давай поговорим…

Император ничего не ответил, и тогда Аарон попытался хлестнуть его каким-то заклинанием, явно родовым, огненным, но оно тоже рассыпалось прахом.

– Арен… – в последний раз прошептал Аарон, и тут подошедший император схватил брата за горло. Приподнял его над площадью – кто-то в толпе простого люда завизжал, – и произнес четко и холодно:

– Я, император Арен Первый, осуществляю казнь Аарона Альго. Причина – предательство. Защитник, к тебе взываю: забери его грешную душу и очисти ее огнем.

Аарон захрипел, лицо его покраснело, а через секунду он весь почернел и осыпался, превратившись в горстку пепла.

Никто не визжал, не плакал и не кричал – тишина вновь повисла над площадью… Тяжелая, гнетущая тишина, в которой было слышно только испуганное дыхание присутствующих. Все же виновных в том же самом в толпе аристократов здесь присутствовало достаточно.

– Кто хочет разделить судьбу брата моего единокровного? – спросил император тихо, но слышно было каждое слово. – Или нет таких?

Молчание.

– Что ж… Тогда я жду.

Еще несколько мгновений тишины – и абсолютно все аристократы, да и не только они, а вообще все, кто оставался сейчас вне защитного купола, встали на колени, присягая его величеству в верности. Все, кроме Берта.