Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

«Это обо мне! Ну и стервец...» — пробормотал Виталик, обмирая.

— А я делом-с, делом-с подкрепляю... — продолжал «братец», вихляясь. — Что мне словеса...

— Но ведь я знаю, что ты просто ей отомстить хочешь... Зачем же мной прикрываться?

— А у меня и на это мыслишка припасена. Да не одна, а целых три-с.

— Ну, что еще у тебя за ерунда? — отмахиваясь, спросила Эштвен.

— А вот и не ерунда. Мыслишка первая: вам это слышать противно, а вы от меня не бежите-с. Отчего? Да оттого, что вам это нравится.

— Так «противно» или «нравится»? Я чего-то не поняла...

— И противно, и нравится. Ситуация самая обычная-с. Порок отталкивает и притягивает. К тому же в глубине души-с вы считать будете — «это он из-за меня сделал!» Что бы вы сейчас ни говорили... Ну и считайте на здоровьице, кто ж вам не велит? А вот вторая мыслишка: ежели вы меня отшвырнете, то с кем пребудете? Вам только этот Дон Кишот полоумный и останется... А вы его не хотите-с.

— Не смей его обзывать. Чего ж ты его в глаза не обзовешь? — Эштвен нервно поправляла невидимую прядочку волос.

— А он мне сейчас и в морду! К чему мне эти приключенья-c? Да и вы-с за глаза о нем еще не так говорили. Или не было этого?

— Было! Но он бы простил, он великодушен, а ты... а мы...

— Вот-с!—заторжествовал дивный «братец». — Это вы правильно поправились. Именно что «мы»-с. А Дон Кишоту вашему все равно скоро каюк. Он по веревочке ходит — глядишь, шею-то и сломит! К чему он эту стенгазету на кухне повесил? «Лучшие люди нашей Квартиры»!

Да еще с фотографией Уны! Уна на него зубами-то скрежещет...

— Он... так сделал? — Эштвен смеется почти истерически.

— Ну да. Но есть и третья мыслишка. От всей предстоящей кутерьмы вам-то польза сугубая, как выражается наш хирург-резонер. Вот вы ее и не упустите... А у меня давно все готово. Дурочка Морра с радостью все сделает. Она у нее гитарку-то попросит, якобы в коридоре попеть-с. Да так время выберет, чтобы Аэглин кто-нибудь разговором отвлек. Этот кто-нибудь-с — тоже давно проинструктирован.

— Кто это? — глухо спросила Эштвен.

— Вам-то зачем знать-с? Есть один эльфишко... он у нее в свите на четвертых ролях-с...

— Удивительно, сколько у тебя помощников для такой мерзости! — обронила Эштвен, качая головой.

— Так это для какого-нибудь донкишотства трудно помощников сыскать. А здесь все на энтузиазме!—«Братец» уже откровенно егозит. — Ну так вот-с, Морра гитарку-то на другой этаж снесет, а там другая милая дама эту гитарку на два тона выше и подтянет! И все это за считаные минуты до выступления бедненькой Аэглин. Она своего пажика-то за инструментом пошлет, а сама будет за кулисами стоять и волноваться. Ну а пажик-с гитарку ей собственноручно подаст за пять секунд до выхода. Ну, она и споет, хе-хе... А у меня в зале уже и доброхоты будут с пищалками «уйди-уйди».

— Это все прекрасно, но к чему ты Уне об этом рассказал?

— И на это у меня есть соображеньице. Аэглин-то с полгодика назад у Уны кавалерчика увела-с. Так Уна мне сегодня пощечину дала, после всего этого — еще одну даст. А супротив ничего не предпримет. Пальцем не поше-вельнет-с... А мне, глядишь, от нее время спустя и обломится чего-нибудь... Запросто.

— Ты феноменален просто. Такого я еще не видала! Тс-с... Что это за шаги? — Эштвен встала, пошатываясь на затекших ногах. — Вроде идет кто-то...

С тихим визгом, топоча ногами, мимо заговорщиков пробежала голая эльфийка, изображавшая Европу. Следом за ней, трубя в воображаемый рог, поспешал человек в шлеме.

— Белая дева! — азартно восклицал он. — Ату ее! Ату!

И кругом сразу загалдели, засмеялись и завертелись десятки огоньков.

Виталик смешался с толпой. Он был оглушен услышанным и, попав в медвежьи объятия Морозова, чуть не расплакался.

— Это злодейство, — лепетал он, — просто злодейство. В книжном духе. Я смят и встревожен — но чем я могу помешать?

— Идем-ка к огню, ты дрожишь, — сказал Шура.

С ними пошли еще несколько дивных дев в чалмах из полотенец.

— Сейчас хватим водочки, закусим, — говорил Морозов бодро. И вдруг он замер, а одна из девиц завизжала так, .что у Виталика заложило уши.

Пылающие красные зенки выпрыгнули на них из темноты. Их обладатель действительно был похож на гигантскую крысу метра полтора в холке. Только нос был длиннее крысиного, голый и гибкий, словно хобот. Все покрытое светло-коричневой с переливом шерстью, чудовище выставляло этот лысый нос и передние лапы, похожие на человечьи, с непомерно длинными указательными и средними пальцами.

Под шевелящимся носом показалась пасть с двумя желтыми торчащими зубами.

От чудовища пахло аммиаком.

Виталик, не помня себя, лупил по жуткой морде своим погасшим фонарем. Зверь покачивался, сидя на задних лапах и размахивая передними.

Эльфийки визжали.

Шура с разбегу лягнул чудище в бок. Оно обиженно заворчало, опустилось на все четыре лапы и метнулось куда-то прочь, мимо костра. Толстый и как-то противноживой хвост стеганул Виталика под коленом.

— Это мохнатка! — закричали в темноте.

А потом кто-то заорал от страха и все прекратилось.

Виталик в каком-то ступоре продолжал сжимать останки фонарика — в схватке от него отлетели какие-то детали.

— Бог мой! — спохватился Шура. — Агасфер!..

Они со всех ног бросились к Агасферовой пентаграмме.

В центре нее лежал, еще покачиваясь, островерхий колпак.

— Она его утащила, — сказал кто-то.

Виталик поднял глаза — вокруг стояли почти все. Его вырвало.

— Что это было? — спросил голос Уны.

— Мохнат-ка, — сказал рыжий.

Морозов, не торопясь, достал из кармана линованный листок бумаги, расправил его и медленно прочел:

— Didelphidae giganteia subterraneia 2 2 Didelphidae giganteia subterraneia — (лат.) название вымышленного животного: опоссум гигантский подземный. . Обладает темно-рыжей или коричневой шерстью, лапы же, нос и хвост — голые. На брюхе имеет шесть сосцов, а женская особь — еще сумку для донашивания плода. Практически всеядна...

Путаясь в собственных мыслях и заламывая руки, Виталик гулял по Ленинградскому шоссе. В эти несколько дней он возвращался поздно, весь обрызганный грязью.

— Ты окончательно испортился, — сказала ему Уна. — Посуда не мытая, эльфам грубишь...

— Испортиться может техника. Или продукт, — сказал Виталик. — А что до грубости, то видит Бог, тише и бессловеснее в этой квартире нет человека, чем я.

— А кто сказал Мирилю, что кривоногие мальчики не должны носить лосины?

— Я еще пощадил его чувства, — отвечал Виталик, раздуваясь, — ведь на самом-то деле он — кривоногая девочка...

— А кто вылил Алхимику кипяток на ляжки?

— А кто убил кошку мадам Полосухер? — спросил Виталик устало и...