Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

«Бурнин! Гитару взял я, — гласит записка. — И если ты это обнаружишь, ты волен оторвать мне голову. Могу лишь пообещать, что верну се тебе в целости и сохранности. Я надеюсь, что ты не опустишься до дурацких сентенций, вроде: гитара для тебя как женщина и т. п. Вольные пророки из твоего поколения за женщин не держатся».

Подписавшись, Виталик кладет записку на то место, где лежал гитарный кофр. Затем он одевается и, прихватив гитару, уходит, ибо — пора.

Виталику казалось, что земное притяжение вырастает по мере приближения его к цели. Во всяком случае, по дороге гитара стала тяжелее раз в семь, а ноги сделались просто чугунными. Гитару он сдал пока в гардероб, а сам, оказавшись в холле, слегка растерялся.

Холл простирался, ограниченный лишь горизонтом. Золото, парча, алый и бордовый бархат, сердолики и топазы на стенах, рубины на потолке, таком высоком, что под ним могли бы летать самолеты... Этот холл был пастью Левиафана, открытой в вечном зевке. А по нему, в одиночку и группами, перемещались счастливцы-студиозусы, с безразличием олимпийцев попирая ногами все это великолепие, прислоняясь к нему, не замечая его.

Виталик учащенно дышал, стоя у стойки гардероба, в котором могла раздеться, наверное, вся Красная Армия. Номерок от вешалки весил как хороший кастет и был, судя по всему, из чистого золота. Где-то в получасе ходьбы от гардероба распахивались поочередно двери четырех лифтов, обдавая вестибюль снопами серебристых лучей. Виталик нервно сглотнул.

— Четырнадцатый этаж — это я помню, а вот куда дальше? Тут можно заблудиться навсегда!

Но от входных дверей до дверей лифтов уже тянулась муравьиная цепочка из приметных личностей. Многие были в эльфийских плащах и с гитарами. А иные — и без этих атрибутов, но все равно какие-то знакомые. Эти личности тоже не обращали на великолепие никакого внимания.

Виталик пристроился в хвосте чинной компании, которая шествовала церемониальным шагом и задавала тон окружающим. Тон был чрезвычайно торжественный, будто и впрямь направлялись эти гости на придворный бал.

Прямо перед Виталиком, высоко вознеся подбородок, ступала пышная дама в изумительном вечернем платье. Великосветского ее облика не портили даже ортопедические башмаки ядовито-красного цвета, выглядывавшие из-под подола.

По бокам от нее, со спесивостью высокородных оруже- . носцев, шли двое с мечами. Деревянные мечи обмотаны были синей и черной изолентой.

У сверкающего лифтового портала собралась небольшая очередь, в которой все новоприбывшие раскланивались и обменивались приветствиями друг с другом. Спесивцы с мечами стояли широко расставив ноги. Длинная, готического типа, белобровая дева подавала руку для поцелуя краснощекому кавалеру в куртке-«косухе». Толстяк, опираясь на гномский топор, куртуазно разглагольствовал с остролицей карлицей в черном. Карлица через слово произносила «Аш-шназг», что, по-видимому, являлось ругательством.

— Привьет! — послышалось сзади.

Виталик обернулся и увидел Эварсель.

— Здравствуй, — отозвался он. — Ты знаешь, куда идти?

— Куда все идут. Чего такой грушьтный?

— Волнуюсь немного. Мне же петь...

— О-о, — протянула Эварсель. Она хотела сказать еще что-то, но внимание ее отвлек изможденный юноша в зеленых рейтузах с гульфиком. На боку у обладателя рейтуз висела круглая медная чернильница, а под мышкой он держал спортивную рапиру. Юноша был таким чахлым и тонким, что не мог стоять ровно. Приветливо разговаривая с Эварсель, он беспрестанно извивался, то выгибался в вопросительный знак, то складывался в букву «зет», то вообще свивался серпантинною лентою.

— Знакомьша, это — Грегуар, — сообщила Эварсель Виталику. — Грегуар, это — Виталик. Он — зашьтенчивый малыиик, и ему нужна компания.

И Эварсель, шелестя плащом, откололась от молодых людей. Ее окликали где-то у другого лифта.

— Народу, наверное, много, — сказал Виталик, пожимая узкую Грегуарову ладонь.

— Народу больше, чем людей, — откликнулся тот, улыбаясь. — Все больше гномы, эльфы и всякие халфлинги. Но вы, я вижу, человек.

— Увы, — ответил Виталик. — И в этом трагедия моей жизни.

Грегуар рассмеялся. Ноги его сплелись между собой так замысловато, что казалось — он сейчас рухнет. Но обошлось.

В этот момент с каким-то нежным стоном перед ними начал раскрываться лифт. От жаркого блеска Виталик зажмурился. Но Грегуар, на удивление крепко ухватив его за руку, ловко втащил нашего героя в образовавшуюся щель.

— Иначе снесут, — молвил он. Виталик озирался. У него кружилась голова.

Инкрустированный черным деревом, обитый атласом, лифт походил на гроб очень богатого великана. Ослепительной чистоты зеркала в серебряных оправах, мягкий зеленых ковер под ногами, изумительная, с муаром, драпировка потолка...

— Я хочу жить в этом лифте, — прошептал Виталик.

Грегуар снова засмеялся.

Лифт начал заполняться гостями. Кавалеры манерно уступали дорогу дамам и бочком задвигались сами, поглядывая друг на друга воинственно.

— Вы не только человек, но еще и провинциал! Какая прелесть! — воскликнул Грегуар.

— Но-но, я в Москве уже почти год, — с достоинством произнес Виталик и надулся.

В лифте сделалось уже тесно, двери его тихо сомкнулись, и он плавно начал возноситься.

— Не комплексуйте, Junker 3 3 Junker — юноша (искаж. нем.) , — промурлыкал Грегуар, теребя чернильницу. — И вообще, делайте вид, что вам это все остохренело. Здешние снобы, а снобов тут как собак нерезаных, — эти слова Грегуар сказал нарочито громко, — здешние снобы это оценят.

Виталик быстро огляделся по сторонам, но никто на реплику Грегуара не отреагировал. Леди и джентльмены пялились в зеркала или негромко общались между собой. Карлица, чтобы увидеть свое отражение, все время подпрыгивала, как резиновая.

Несмотря на некоторую аффектацию и излишнюю, может быть, нервность, Грегуар показался Виталику симпатичным малым.

— Мы поднимаемся целую вечность, — сказал Виталик.

— Четыре с половиной минуты. Для вечности — многовато, — весело ответил Грегуар.

— Я тут впервые... Мне интересно, а сам собственно университет имеет к этому мероприятию какое-нибудь отношение? — робко спросил Виталик.

— И да и нет. Я давеча задавался вопросом, является ли камень в почках преподавателя философии философским камнем? И столкнулся с дилеммой...

Грегуар трещал, как голодная сорока, но Виталик быстро потерял нить его рассуждений и заскучал. А лифт скользил вверх уже где-то под облаками, так что у Виталика даже заложило уши.

— ...Но вы, mon fills 4 4 mon fills — сын мой (искаж. фр.) , мрачны, как будто на душе у вас по крайней мере три злодейства, — сказал ему Грегуар, толкаясь локтем. — Так что исповедуйтесь, а после я вас причащу. Тут надобно веселиться! — С этими словами Грегуар ловко кончиком рапиры задрал шлейф у готической дамы, стоящей к нему спиной.