Михаил Логинов - Забытый край [СИ]

«Почему она, такая миловидная, красивая и привлекательная, да в окружение подобных… даже не знаю, как их назвать?» — думал молодой мужчина.

Странное дело. Даже помня, как ему было мучительно больно, когда та девушка лезла в его мысли, он не мог избавиться от манившего к ней чувства. Его притягивало к ней, и даже страх её свиты не казался помехой. Только благодаря твёрдой вере, решительности и логике ему удалось справиться со сластолюбивым наваждением.

Чувствуя к себе отвращение, ближе к утру, Стенсер думал: «Как мальчишка… совсем обезумил увидев девку… вот кто я после этого, как не последний чудак? И гордость, и уважение к себе чуть не отбросил… и ради чего? Да ведь она, наверняка, пострашнее всех этих уродцев будет! Пусть и не внешне… но явно ведь!»

Старик валился с ног, но, упорно продолжал расхаживать по дому и бормотать заговоры. Стенсер, не зная, чем помочь, просто сидел, и чего-то ждал.

На заре, чувствуя, как отступает остаток страха, домовой и человек, не сговариваясь, не переглянувшись, одновременно пошли спать. Старик к себе на печь, а молодой мужчина на свою лежанку.

И никаких-то снов Стенсер не увидел. Спал крепким, давно позабытым сном. А проснулся он далеко после обеда, когда солнце уже клонилось к закату.

— Не плохо мы поспать, а, Будимир? — спрашивал мужчина, кашеваря ужин.

— Не плохо, так не плохо… но ведь, она нам теперь житья не даст!

Стенсер, уж обрадовавшись, что всё, кошмары кончились, едва не уронил в кастрюлю ложку.

— Это как ещё, жить не даст? Она что, опять придёт?

— А ты думал! Нужно ей что-то… да и вспомни, как ты ночью тут кричал!

Воспоминания начинали казаться злым вымыслом. Стенсер думал: «Да не может ведь такого, в самом деле, быть!» — но и сам чувствовал, что в этой волшебной деревне может случиться всё, что угодно. Да и слова старика внушали здравые опасения.

— Что, по-твоему, ей могло быть нужно?

— Ты, что же ещё! — отвечал домовой. — Полуночница до людей жадна… а уж до мужчин, да молодых… эх, пропали мы… пропали!

Стенсер, чувствуя подступающий жар, начиная злиться на всё, что случилось ночью и на обречённость старика, спросил:

— Должно ведь быть что-то ещё, понимаешь? Что-то, что её смогло привести сюда, и без чего она не сможет мне жизнь портить!

— Да что ей… — махнул рукой домовой. — Брось ты такие мысли… даже не надейся.

Но Стенсер не унимался. Продолжал думать, размышлять и пытаться доискаться до ответа: «Что ей могло быть нужно? Не просто так ведь пришла и…» — но за разговорами и размышлениями едва не спалил ужин.

— Ай, прилипало! — воскликнул он, когда обжегся о кастрюлю.

Как оказалось, пригорело только снизу, а сверху: «Ничего… не так уж и плохо… есть можно!»

И даже сидя перед тарелкой, торопливо работая ложкой, Стенсер мысленно вспоминал случившееся ночью. Его почему-то раз за разом отвлекал образ привлекательной девушки, отталкивающие и уродливые твари, мысли о боли и страданиях, что он совершенно не замечал осколка зеркала. Это выглядела так, словно морок, как клещ, ухватился и не выпускал, — не выпускал до тех пор, пока молодой мужчина не избавился от…

«Да ведь я сказочный идиот!» — мысленно воскликнул он, развязывая новую наложенную поверх ран тряпку.

И, как он ожидал, там была небольшая ямка, а вокруг неё чернота.

— Эй, Будимир… скажи мне, друг ты мой, а куда мы дели стекляшку?

— Что? — удивился домовой. — Какую стекляшку?

Но Стенсер уже вспомнил, что случилось со стариком, когда тот попытался коснуться его руки. Потребовалось время, чтобы всё объяснить старику, ведь просто показать рану оказалось мало:

— И что ты мне её показываешь? — изумлялся домовой.

Но после, когда Стенсер рассказал о случившемся, домовой хлопнул себя по лбу.

— Вот дурак… вот дураки! Да ведь это и привело её к нам, сюда!

— И если я от неё… от стекляшки, избавлюсь, то, — с надеждой протянул молодой мужчина.

— Не знаю… может, поможет, может, нет… но нам всяко жить без него будет лучше!

Некоторое время они ещё отыскивали закатившийся меж досок маленький осколок. Осторожно подцепив его, Стенсер глянул в окно.

«Темнее… эх, как не вовремя!»

Старик подумал о том же и пытался остановить его, говоря:

— Куда? Стой! Сцапает же!

А Стенсер, торопливо собравшись, схватив лопату и шагая к двери, коротко бросил:

— Ничего, успею!

И под ругань домового, молодой мужчина бросился к холму, рассудив, что: «Чем дальше эта дрянь от дома, тем лучше!»

И он отправился к холму, туда, где закопал мешочек со всем остальным зеркалом. Только, едва он бросил осколок в раскопанную ямку, как случилось нечто неожиданное. Странное, но в тоже время знакомое чувство накрыло его. Стенсер глянул туда, куда следовало, и увидел знакомую чёрную тварь.

Ухмыльнувшись, не чувствуя страха, молодой мужчина крепче сжал черенок. Шагнул на встречу к своему врагу, и весело бросил:

— Один раз я тебя уже убивал!

Домой Стенсер вернулся весь израненный, в своей и чужой крови. Он был явно не в себе, если не сказать больше, — безумен. Старик перепугался одного его вида и взвинченного, весёлого состояния.

— А говорил, что не успею! — со смехом, сказал молодой мужчина. — Успел, справился, и ещё отбился!

И как бы старик не глядел опасливо на человека, как бы ни косился на окровавленную лопату и рваные раны на теле человека, всё же заговорил:

— Что ж ты так неосторожно? Опять раны, — печально говорил домовой. — Опять весь израненный.

— Только, немного больше обычного, — весело ответил мужчина.

Старик-домовой поглядел в окно, на мрак сгустившейся ночи, покачал головой, и уж было засобирался пойти из дома, но мужчина его остановил:

— Лучше дверь не отворять… с одной тварью я ещё могу справиться… но не со всеми же разом!

— Как же твои раны? — спросил домовой.

— А-а-а, — протянул мужчина, отмахиваясь, — пустяки.

На самом деле его рваные раны вовсе не были пустяковыми. Кровоточили. И кожа свисала надорванными лоскутами. Голое мясо подрагивало. Но Стенсер, по всему выходило, не чувствовал боли. На его лице играл яркий багрянец, а сам он был необычайно весел.

— Раны нужно обработать… как же это, без трав-то?

— Обойдусь! — легкомысленно воскликнул мужчина. Улыбаясь, он пытался внушить спокойствие домовому, но только ещё больше пугал.

— Их нужно промыть… хотя бы промыть и закрыть, — настаивал домовой.

— Да брось ты! Что мне будет?

Но старик не отступал и впервые за вечер проявил характер, в его голосе послышалась твёрдая решимость:

— Хошь, бей меня, но раны я тебе промою! И только посмей брыкаться, пуще дворового тебя побью, — не гляну, что и так уже изранен!

Стенсер вначале опешил, но после, громко расхохотался.