Мари Бреннан - Чтоб никогда не наступала полночь [litres]

Луна воздела очи горе́ и вновь опустилась на скамью.

– Ах, так это, должно быть, та самая поэма под названием «Королева фей» [20] Незавершенная рыцарская поэма Эдмунда Спенсера, впервые изданная в 1590 г. ?

– Вы о ней знаете?

– Королева – королева смертных – ее просто обожает, и, разумеется, всякий придворный, желающий снискать монаршей милости, должен появляться с ее экземпляром на людях или во всеуслышание цитировать ее при всяком удобном случае.

А также и вовсе без оного – и, надо заметить, Луну сие занятие изрядно утомило.

– По-моему, неудивительно, что Инвидиане она не по душе.

– Что ж, да, поэма весьма неточна. Но разве это повод для королевского недовольства? В конце концов, знай смертные всю правду – давно бы спустились сюда с крестами да сворой попов и выгнали бы нас вон.

Вот дура безмозглая… Оскорбительна отнюдь не неточность – кто же ждет точности от поэтов? Правда о дивных – в определенной мере – известна крестьянам, однако поэты берут эту правду, высушивают, мелют в порошок, мешают его с самыми неожиданными химикалиями и красят им нити, из коих ткут гобелены, имеющие с настоящими дивными и их житьем сходство разве что самое отдаленное.

Нет, оскорбление состояло в том, что образ носительницы титула Королевы фей со всей очевидностью символизировал Елизавету. Вот этого Инвидиана снести никак не могла.

Джентльмен у фонтана разразился громогласным стихотворным экспромтом о быстроте и неотвратимости королевского гнева. Выходило у него, надо заметить, неважно.

– А что насчет Фрэнсиса Мерримэна? – обратилась Луна к Нианне, оставив его декламацию без внимания.

– Что? – переспросила Нианна, заслушавшаяся экспромтом. – О, да. Кое-кто это имя слышал.

Как же трудно порой сдержать нетерпение! Того, годовой давности разговора с Тиресием, Луна отнюдь не забыла. При дворе Елизаветы Фрэнсиса Мерримэна не имелось – по крайней мере пока. Да, Луна подозревала, что искать его следует там – возможно, этот Мерримэн хранит секреты самой Елизаветы? – но и о других возможностях забывать не стоило.

– Вот как? Кто же слышал о нем?

Нианна принялась загибать унизанные драгоценными перстнями пальцы.

– Этот злосчастный малый Боббин… Леди Амадея Ширрел… и, думаю, еще двое-трое. Но это неважно. Все они твердят одно и то же – это имя каждый в свое время слышал от Тиресия. Некоторые пытались искать его, но никто ничего определенного не узнал.

Надежды лопнули, точно мыльный пузырь. Луна едва сдержала разочарованный вздох: не стоит Нианне думать, будто это дело для нее так уж важно. Она и без того убила немало времени, внушая сей леди достоинства сохранения расспросов в секрете, иначе слух о них достиг бы ушей Инвидианы прежде, чем смертный окажется у Луны в руках.

Слова Нианны лишний раз подтверждали подозрение, укреплявшееся день ото дня: она попросту начала поиски слишком рано. Тиресий – провидец, и если в помрачении ума не болтает о вещах, сроду не существовавших, то прорицает будущее. Возможно, этот Фрэнсис Мерримэн даже еще не рожден.

Но когда он появится на свет, Луна намеревалась отыскать его первой.

– Леди Луна, – выдохнула Нианна, потянув ее за рукав, – я собрала для вас сведения, как вы и просили, рассказала вам все придворные новости, ответила на все ваши вопросы. Не пора ли и вам рассказать о моей любви?

Ах, да…

– Он встретится с вами в ближайшую пятницу, в таверне под названием «Гончая», что находится близ Ньюгейта, – сказала Луна.

Смертные друзья или любовники для придворных редкостью не были. Некоторые из людей знали, с кем водят компанию, но большинство не ведало о сем ни сном ни духом. Джон Одли, клерк Уайтхоллской Дворцовой Свечной и Факельной Мануфактуры, относился к последним, и, чтобы устраивать свидания с ним, не выходя из образа служанки в доме лондонского торговца шелками и бархатом, Нианне требовалась помощь.

Разумеется, Нианна его не любила, но в данный момент эта связь кружила ей голову, и этого для нее, дивной леди, было вполне довольно.

На последовавшие вопросы Луна отвечала все с большим и большим нетерпением: описывать состояние бороды Джона Одли да подсчитывать, сколько раз он справлялся о своей возлюбленной служанке, ей было ничуть не интересно.

– Довольно! – резко сказала она, когда Нианна в седьмой раз осведомилась, не оказывал ли он знаков внимания другим дамам, а если да, как их зовут, каково их положение – одним словом, на кого ей наслать проклятие, чтоб впредь понимали всю глупость соперничества с феями. – Я не слежу за этим человеком днем и ночью. Я его и вижу-то от случая к случаю. И уговор наш был не о том, чтобы докладывать вам обо всех его делах, вплоть до съеденного за ужином. Встречу я вам устроила, последние придворные новости от вас выслушала, ну, а теперь убирайтесь.

Нианна грациозно поднялась на ноги, возмущенно всколыхнув юбками.

– Как вы смеете говорить со мной в столь пренебрежительном тоне? Кем это вы себя возомнили?

– Кем? – не без легкого ехидства улыбнулась Луна. – Пока вы таскаетесь за Инвидианой, носите за нею ее перчатки и веера да терпите приступы ее гнева, я каждый день ем бренный хлеб смертных и доношу ей о тайных делах Елизаветина двора. И, мало этого, свела вас со смертным, на коего вы положили глаз. А ведь оказанную в этом помощь недолго и взять обратно! Обратить его помыслы в сторону другой – дело несложное.

– Посмейте только, – зашипела леди Нианна, разом утратив всю дружескую задушевность и любезность манер, – и ваше тело еще до утра будет плавать в реке под мостом Миллениум, у пристани Куинхит, служа кормом рыбам да чайкам!

– Вот как? – переспросила Луна, устремив на нее немигающий взгляд. – Вы уверены?

Как же легко призвать на подмогу дух королевы! Конечно, Инвидиана не придет на помощь всякому дивному, кто ни заявит об этакой возможности, однако и оскорблением подобные заявления не сочтет: являть собою воплощение ужаса для придворных – это вполне соответствует ее целям. Порой она даже исполняет свои угрозы – просто затем, чтобы никто не расслаблялся. Лишенные зубов, угрозы быстро утратят всякий смысл.

Нианна – уже далеко не столь грациозно – опустилась на скамью: ведь Луна вполне могла найти нового информатора, что будет держать ее в курсе дел. Нет, Луне вовсе не хотелось вот так восстанавливать Нианну против себя, однако беседа с Видаром разозлила ее донельзя, не оставив ни грана терпения на мимолетное увлечение сей леди смертным человеком.

Распрощались они с ледяной куртуазностью, и Луна отправилась бродить по саду одна. Пара волшебных огоньков, оставив места в созвездии, спустились вниз, поплыли за нею, держась над ее плечами, но Луна взмахом руки прогнала их прочь. Утратившая место во внутренних покоях, она не располагала ни положением, ни королевской милостью, позволявшей удостоиться этакого украшения, и вовсе не хотела, чтоб кто-либо распустил слух о ее возросшей самонадеянности. К тому времени, как этот слух достигнет ушей тех, кто наделен властью, ничего не значащие причуды пары волшебных огоньков превратятся в ореол славы, созданный и надетый на голову ею собственноручно.