Василий Криптонов - Солнцеворот

Одновременно Ирабиль почувствовала руку Роткира у себя на плече и не нашла сил отстраниться. Напротив, прижалась.

— Ты не переживай, — ласково шепнул Роткир. — Если там — вши, или гниды, так это ж ерунда. Ну, с кем не бывает. Вылечим! Вычесать такую гриву, конечно, не выйдет, ну так острижём до лысины. Обрастёшь, какие твои годы!

До встречи с Роткиром Ирабиль и не представляла, что можно настолько искренне и от души одновременно плакать и смеяться. Казалось бы, говорил он постоянно глупости и пошлости, но делал это, в отличие от многих других, с полным сознанием. Будто признавался открыто: да, я — вот такой, это не оговорка.

И сама принцесса вела себя с ним как-то глупо и пошло. Смеясь, оттолкнула, сказала: «Да ну тебя, дурак!». Только потом, задним числом, призадумалась: зачем оттолкнула, зная, что — не уйдёт? Надеясь, что не уйдёт.

Роткир далеко и не пошёл. Сохраняя всё такое же серьезное выражение лица, он двинулся меж зеркал, заглядывая в каждое. То молча проходил мимо, то задерживался, задумчиво хмыкая. Ирабиль заставила себя пойти за ним, оторвала взгляд от зеркала, показывающего спальню, из которой уже вышли дети. Что ж, если зеркало показывает правду, значит, Унтиди хотя бы жива. Значит, тогда их немощный отрядик дошагал аж до самого Кармаигса. Пока она, Левмир и Сардат погибали, стремясь к своей кровавой мечте, Унтиди пришла в самое логово Эрлота. Как она там теперь? Кто она? Зачем? Почему?..

— Сколько воды! — ахнула принцесса, замерев возле следующего зеркала.

Вверху было небо, а внизу — вода. Воды было так много, что она уходила до самого горизонта. Как будто вся снежная бесконечная равнина, устилающая путь от мира до Алой Реки, вдруг растаяла.

— Ты где там воду увидала, рыжая? — Роткир оказался рядом, бегло заглянул в зеркало. — Развалины одни, глаза промой.

Ирабиль моргнула. Теперь и вправду вода исчезла. Вместо неё — торчащие из земли штыри, обломки камней, досок, чья-то… рука. Над этим всем курится легкий дымок. У принцессы свело желудок, и она отошла в сторону. Но взгляд на следующее зеркало не принес облегчения. Ирабиль застонала, увидев то, что осталось спустя три года от поселка старателей. Пустырь. И скелеты, глядящие в небо пустыми глазницами.

— Где интересное? — тут же возник Роткир и, едва не оттолкнув Ирабиль, посмотрел в зеркало. — А… Ну-ну, знаю. Ливирро знатно матерился, когда узнал, что его золотодобытчиков попилили подчистую.

— Ничего подобного! — хриплым шёпотом произнесла Ирабиль. — Это они… Это мы там всех убили. Даже одного лорда.

— Может, и так. Да только артели-то по итогу нет. А Ливирро до звезды, кто герой, а кто покурить вышел, если дело не делается.

Они бродили по круглой комнате, то вместе, то разделяясь. Зеркала вели себя непредсказуемо. То показывали одно и то же обоим, то — каждому своё. Например, то огромное количество воды ещё дважды попалось принцессе, но Роткир видел в том же зеркале лишь отражения. А потом вода исчезала и появлялись руины. И, как бы ни хотелось принцессе обратного, со временем она стала узнавать эти руины.

— Сообразила? — буркнул Роткир. — Ладно, не заморачивайся, дело прошлое.

«Дело прошлое» — лучше про павший Варготос и не скажешь. Город, нелепый в своей кучности, многолюдный и — пусть лихорадочно, но живой, — более не существовал. Лишь груды камня, битое стекло, обгоревшие остовы и полчища воронья, пирующего чудом уцелевшим человеческим мясом.

— Тут вот гостиница ваша была, — вздохнул Роткир, остановившись перед очередным зеркалом.

— Которая из двух? — Ирабиль не могла понять, каким образом Роткир что-то распознает здесь. Казалось, развалины абсолютно одинаковые, во всех зеркалах. Наверное, надо было родиться и вырасти на улицах Варготоса, чтобы узнавать в нём каждый камень даже теперь.

— Вторая, нормальная которая! — фыркнул Роткир и ткнул пальцем в зеркало. — Не видишь, что ли, камня сколько? Тот-то клоповник деревянный был… Опа…

Палец, вместо того чтобы коснуться стекла, прошел насквозь. Роткир выдернул его обратно, и лицо его приняло заинтересованное выражение.

— Не больно? — вырвалось у принцессы первое, пришедшее на ум.

— Не, только странно. На-ка, понюхай.

Роткир сунул палец под нос принцессе, и та отпрянула. Палец пах гарью.

— Вот оно как бывает, значит, — пробормотал Роткир и коснулся поверхности зеркала всей пятерней. Рука так же беспрепятственно прошла насквозь.

— Мы можем зайти туда, — сказала Ирабиль.

— Мочь-то, допустим, можем. — Видно, такая мысль в голову Роткира уже приходила. — А вот как обратно? Думаешь, там так и будет зеркало стоять? Хорошо, коли так. А если нет? Я опять всеми этими лесами-полями тащиться не обрадуюсь.

«А вернуться-то просто, — прозвучал голос старушки не в памяти даже, а как будто она рядом стояла и нашёптывала. — Достаточно назад шагнуть».

— Я знаю, как вернуться, — твердо сказала принцесса. — Ты идёшь?

— Э, э, осади! Я, вообще-то, отвечаю за тебя, а там, может, опасность какая…

— Ну так защити меня, — улыбнулась принцесса и, качнувшись, лёгким движением скользнула сквозь стекло.

Успела услышать половину грубого слова, которое выкрикнул Роткир, а вторая его половина будто заглушилась пуховой подушкой. В ноздри ударил смрад сгоревшего города. Так, наверное, пахла сама смерть. Ирабиль стояла с закрытыми глазами и пока не решалась их открывать. Ей хватало запаха, от которого внутренности поднимались к горлу.

Но всё-таки… Всё-таки ей было нужно сюда. Крохотная надежда обрести частичку себя настоящей оправдывала любые тяготы и испытания. И принцесса училась дышать смертью, чтобы обрести жизнь.

Запах гари и смерти казался невыносимо удушающим только первые несколько секунд. Подул ветер, и принцесса вдохнула полной грудью. Обоняние привыкало к зловонию. Открылись глаза.

Взгляд терялся среди обнаженных костей города. Труп Варготоса раскинулся под ярко светящей луной, протянул к небу изувеченные, изломанные конечности. Где-то сохранилась каменная стена. Где-то торчал покосившийся фонарный столб. Может быть, с тем самым фонарем, который зажёг взглядом Кастилос, когда Ирабиль стояла у окна гостиницы и плакала, думая, что в мире не осталось больше света.

А землю покрывала истерзанная плоть города. Черные, обугленные камни местами расплавились от яростного пламени нападавших вампиров. Казалось, ничто не могло уцелеть в этом безумии. Но попадались взгляду и некоторые чудом сохранившиеся предметы. Рука, которую Ирабиль заметила ещё через зеркало. Левее и дальше — череп. Тоже чёрный, с проломленной макушкой, грустно таращивший пустые глазницы в темноту. Рукоятка меча с куском лезвия. Что представлял собой эфес — уже не разобрать, огонь превратил его в чёрную головёшку.