Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

— Ты когда-нибудь читал о пирате, который о чем-либо сожалел?

Должен признать, нет, никогда я о таком не читал.

— Коршуны — единственные, к кому я испытываю сочувствие, — сказал он. — Не было у них возможности поклевать мертвые тела.

Конечно, никаких коршунов там не было, но я понял, о чем он и я еще понял, что дальнейший разговор на эту тему с Бобом бессмыслен. Он сообщил мне, где мы встретимся с ним в следующее воскресенье, — на том же месте. Мы с Элджерноном были в его команде и должны были ему подчиняться. В известном смысле, я всю неделю не мог дождаться воскресенья, потому что это восхитительно — быть пиратом и топить корабли. Но то и дело я задумывался, как далеко Боб может зайти, и что с нами будет, если он зайдет слишком далеко. Спросить я его не мог. Это было бы наглостью.

И вот наконец настало следующее воскресенье, и я, как водится, улизнул из дома и встретился с Бобом и Элджерноном на прежнем месте. Был прекрасный день, и блестели листья сирени. Скоро появятся бутоны. Элджернон был уже на месте с корзиной для пикника, я ее взял, и мы все пошли к пруду. И первое, на что обратил внимание Боб, были корабли, которые надо будет потопить. А первое, на что обратил внимание я, был тот самый толстяк. Он был там, с сыном и с новым кораблем. И он стоял к нам ближе обычного, на нашей стороне пруда. Проходя мимо него, я поднял на него глаза, а он посмотрел на меня несколько искоса, и я подумал, что он что-то подозревает. У них был замечательный корабль, с трубами и шлюпками, и иллюминаторами, — еще лучше, чем тот, что мы потопили. И еще я заметил, что тот мальчик, кораблик которого мы потопили за воскресенье до этого, тоже там был, и тоже с еще более красивым корабликом. Кто ему такой подарил, задумался я. И решил, что за всем этим стоит толстяк. Так что я поспешил к Бобу и говорю ему, что думаю, будто толстяк нас подозревает. А Боб говорит:

— А разве пиратов не всегда подозревают?

И его это не насторожило. Он увидел новый корабль толстяка и, несмотря ни на что, решил его потопить. Думаю, в этот момент было рискованно топить любой корабль, а уж корабль толстяка — и вовсе фатально. Так я и сказал Элджернону, и Элджернон согласился со мной, и мы стали отговаривать Боба. Но Боб ответил, что даже если его за это повесят, он все равно для начала потопит этот корабль. И когда Боб начал говорить про большой корабль, Элджернон вдруг предал меня и стал на сторону Боба, и говорит, потопим его, несмотря ни на что. Ну, тут уж ничего не поделаешь, пришлось мне сидеть около радиоустройства и выполнять приказы. Сел я на газон, притворившись, что ем сандвичи, и стал ждать знака Боба. И тут большой корабль начал приближаться, выпуская пар, к нашему заливу, у самого берега, и Боб с точным прицелом запустил Быстроходку. И через пару минут он сделал мне знак двумя локтями. Я нажал обе кнопки, корабли сблизились, и обе торпеды выстрелили. Корабли были так близко друг от друга, что наш чуть не столкнулся с другим, но все ж таки прошел у его кормы, переваливаясь с борта на борт. А большой корабль тоже поплыл дальше, после того, как два фонтана появились у него сбоку, как будто ничего не произошло, Но вскоре его корма начала погружаться в воду. И затем он погрузился целиком. Я вам скажу, это было ужасно здорово, даже если бы это означало для нас пожизненное заключение. Я посмотрел на толстяка, он стоял вполоборота ко мне. На его лице я заметил выражение, по которому заключил, что он нас раскусил. Это точно попахивало тюрьмой. Я закрыл корзину и пошел к Бобу.

— Ты своего добился, — сказал я. — Давай поскорее уберемся и больше не будем сюда приходить.

Но разве остановить пирата, который уже раз почувствовал вкус крови? Он прет напролом прямиком к виселице.

— Я должен поднять свой флаг, — сказал он, — прежде чем мы уйдем.

Его невозможно было удержать. Он отправился к причалу, поднял флаг с черепом и костями, и вновь запустил Быстроходку через залив. А толстяк так и стоял и наблюдал за ним, и молча курил сигару. Я был рад, что Боб, по крайней мере, не перезарядил торпеды. И тут Быстроходка причаливает, и он вытаскивает ее из воды. А толстяк подходит к нам уже совсем близко. У Боба хватило ума не побежать, но все же мы уходили достаточно стремительно и вышли из Кенсингтонских садов, даже не оглянувшись, потому что перепугались. Но знаю, что за нами следили. Не могу сказать, откуда и это знаю: просто знаю. Когда мы вышли на Кенсингтон-Хай-стрит, я сказал Бобу:

— Давайте разделимся, чтобы они могли следить только за кем-то одним из нас.

Но Боб сказал, что в этом нет смысла, потому что они как раз и хотят проследить за кем-то одним из нас, чтобы раскрыть весь заговор. Поэтому мы остались вместе и прошли через пол-Лондона, чтобы утомить преследователей. Но ничего из этого не вышло, потому что тип, который преследовал нас от Кенсингтонских садов, сделал знак мерзкому типу, который шел впереди и следил за нами, пока не потерял нас из виду, а затем сделал знак другому такому же. Я знал, что он за нами следит, потому что он так старательно стал смотреть в противоположную сторону, когда мы попали в его поле зрения, — в ту сторону, куда мы и направлялись, что ему даже не пришлось вертеть головой, когда мы поравнялись с ним и прошли мимо.

Я понимал, что эти гнусные люди нас из виду не упустят. Даже когда мы разделились, чтобы пойти по домам. Мне казалось, что они всех ненавидят и следят за всеми, потому что полагают, что все на свете — жулики. А мы пираты. Поэтому они были правы, что следили за нами. Этого нельзя отрицать. Я попытался сбить их со следа, когда уже подходил к дому. Но стало только хуже.

Так что весь понедельник и вторник я размышлял, что же будет. А Боб ничего не говорил, то ли потому что не верил, что за нами следили, то ли потому что притворялся, что все хорошо. С Бобом не поймешь. Наступила среда, и ничего не произошло. Мне все еще было не по себе, когда я ложился спать, но когда я проснулся в четверг утром, и по-прежнему ничего не произошло, я сказал себе, что но все это плод моего воображения, и вообще никто за нами не следил, и не делал никаких знаков, глупых знаков, вроде задирания рук и пристального рассматривания наручных часов. Нет, сказал я себе, проснувшись утром того четверга, эти люди, задиравшие руки, они смотрели на часы просто узнать время, и ничего плохого нам не желали. Поэтому я плотно позавтракал и собрался в школу. И тут увидел толстяка, который шел мимо моего дома, со своей обычной сигарой. Он меня не преследовал, он шел в другую сторону, но у меня было такое же чувство, какое должно было быть у того человека из стихотворения, которое мы учили в школе, звучало оно примерно так: