Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

— Месть, — сказал отставной детектив, — есть худшая страсть на свете, особенно когда она полностью завладевает человеком. Отплатить другому той же монетой за то, что он сделал или только собирался сделать тебе, да еще узнав об этом спустя некоторое время! Есть предел у алчности: она жива, пока человек может воспользоваться тем, чего жаждет. Ради любви люди готовы на многое, но влюбленный не бывает так брутально одержим, как человек, обуреваемый местью. Так что касательно самых ужасных преступлений, я ставлю месть превыше всего.

Бывает, заговоришь с кем-нибудь, и оказывается, ему есть что порассказать, — как-то на скамейке у моря я спросил у старого сыщика о каких-то пустяках, а он затеял целую историю. Я лишь иногда поддерживал беседу, делая незначительные замечания, а он продолжал:

— Наихудшим делом, с которым я когда-либо сталкивался, было дело, связанное с местью. И если мои тогдашние предположения были верными, оно тем ужаснее. Это был один из тех мрачных злопамятных типов, которым только попробуй навредить, и они не остановятся, пока не отомстят. Есть такие люди: они никогда не прощают. И он был из таких.

— Ага, а речь шла о каком-нибудь сущем пустяке, — сказал я, — который другой человек собирался ему сделать.

— Ну, я бы так не сказал, — сказал Малгерс. Так звали старика. — Нет, я бы так не сказал. Я бы не называл это пустяком. Он ведь хотел его съесть.

— Съесть?! — вскричал я.

— Видите ли, они оказались в спасательной лодке, вот какая история, — сказал Малгерс. — Во время войны, в шлюпке. И находились они там несколько дней. Довольно-таки долго, на самом деле. Их оставалось всего трое: человек по имени Смит, тот человек, которого он не мог простить, и еще один парнишка. В общем, Смит и тот, другой человек по имени Генри Браун, они были примерно одной комплекции, и когда в живых осталось только трое, уж не знаю, как все происходило, но Смит изо всех сил начал подлизываться к этому парнишке. Понятное дело, он хотел бы, в случае гибели одного из троих, остаться в живых вместе с этим парнишкой. Поэтому всеми правдами и неправдами он пытался к нему подольститься, при этом не имея возможности поделиться едой, потому что еды уже не осталось, не считая одной галеты, а это на троих не так уж много. Трудно поверить, но у них не было даже рыболовных крючков, об этом заранее никто не позаботился. Я слышал эту историю от Генри Брауна, и он заверил меня, что так оно и было, в лодке были весла, но никто не подумал о крючках. В общем, продержались они на этой галете и воде три дня. Было самое начало войны: потом, наверное, уже стали класть крючки в лодки. Если б только у них был сачок, они могли бы изловить каких-нибудь летучих рыб, которые проносились мимо них, словно птички. Но руками их поймать не получалось, да и сил уже не было, к тому же они не очень понимали, куда их занесло, эти несчастные в лодке, которым грозила смерть. Джонс прекрасно поладил с парнишкой.

— Как вы сказали? — переспросил я.

— Смит, — сказал старый детектив. — А я назвал его «Джонс»? Просто оговорился. Знавал я другого человека с такой же фамилией. Так вот, Смит общался с парнишкой, а с Генри Брауном они оба не разговаривали, и, если они хотели выжить, им нужно было добыть пищу. Браун сидел один на другом конце шлюпки. А когда наступила ночь, они прекратили грести, и вышли звезды, и парнишка приблизился к Генри Брауну и заговорил с ним. А Смит не знал, что и думать: те двое вроде спелись, и если он помрет, они выживут. А он и сам был так голоден, что прекрасно понимал, что у них на уме и что ему грозит. И тому парнишке, если до этого дойдет. Но сначала он. Очевидно, что в подобных случаях, люди не заглядывают дальше, чем на пару дней вперед, и парнишка вполне был доволен своей дружбой с Генри Брауном, пусть даже это все не продлится и недели. Они сидели там и болтали, будто бы всю жизнь были друзьями. В каком-то смысле так оно и было. Генри Браун не сказал мне, что он собирался сделать, но это и так было понятно. Парнишка, по расчету Генри Брауна, был не борцовского склада, но зато их было двое на одного. А когда будет покончено со Смитом, парнишка станет легкой добычей. Не думайте, что Генри Браун мне прямо так все и объяснил, однако я сделал собственные выводы. И Смит все это прекрасно понимал. На следующее утро мимо них проплыла черепаха, из чего они должны были бы заключить, что они недалеко от суши, но они уже не могли ждать, и Генри Браун подлизывался к парнишке сильнее, чем когда бы то ни было. Черепаху они не поймали, и, хоть Браун прямо об этом не говорил, следующей едой должен был бы стать Смит. И вот этого-то Смит и не мог простить. Он попытался восстановить отношения с парнишкой, но ничего не вышло: Браун полностью его контролировал. Все это происходило в тропиках, и стояла страшная жара, и Браун, дабы защитить парнишку от солнца, отдал ему свою шляпу, водрузив ее поверх той, что уже была на нем, — он любыми способами пытался поддерживать в парнишке жизнь.

Не знаю, когда они планировали съесть Смита. По версии Брауна, вовсе не планировали. Он сказал, что беседовал с парнишкой просто из симпатии. Однако Смит решил, что он сперва собирался съесть его, а потом прикончить парнишку. И он не мог этого простить. Они были довольно близко от побережья — если б они только знали! — от побережья Западной Индии. Но Браун не мог больше ждать. Хотя он этого не говорил. Но полагаю, что Браун с парнишкой как раз собирались исполнить задуманное, как вдруг увидели пальмы на острове, и течение принесло их к берегу, как несло все это время через Атлантику. И тут появилась моторная лодка и приняла их на борт, и со Смитом ничего не случилось. Но он так и не смог простить ни Брауна, ни парнишку.

— Я до сих пор не знаю, что случилось с парнишкой. Надеюсь, что он ускользнул от Смита и жив-здоров. А Смит и Браун добрались до Лондона, двое скелетов, весивших не более семи стоунов каждый. [13] Около 45 кг. И Браун поведал мне эту историю. Однажды он позвонил в Скотланд-Ярд и сказал, что опасается за свою жизнь. Ну, в те дни все опасались, это было в разгар Битвы за Британию, [14] Воздушные бои в 1940–1941 гг. и поначалу мы не обратили на это особого внимания. А потом мне велели с ним побеседовать, и он рассказал мне эту бессвязную историю, — как Смит смотрел на него. Конечно, эти взгляды для него значили гораздо больше, нежели для нас. Теперь я это понимаю. Видите ли, Браун и сам подумывал сделать то же самое, и со всем этим грузом в голове он прекрасно понимал, как смотрят друг на друга люди, которые собираются это сделать.

— Что сделать? — спросил я.

— То, что он собирался сделать с Брауном, — ответил старый сыщик.

— И что же это? — спросил я.