Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

— A-а, ты вернулся… Хочешь снова сменить иллюзию? — спросила она.

— Я только что из Лондона, — ответил я, — и хотел бы увидеть Сингани. Я хочу побывать в его дворце из слоновой кости, что стоит в Эльфийских горах, над сверкающим утесом из аметиста.

— Только смена иллюзий и способна победить усталость и скуку, — продолжала гнуть свое старая ведьма. — Лондон — неплохое местечко, но человеку иногда нужно взглянуть и на эльфийские горы.

— Разве ты бывала в Лондоне? — удивился я.

— Конечно, — ответила ведьма. — Ведь я тоже вижу сны, и ты — не единственный человек, способный вообразить Лондон.

А у ведьмы в саду работали несколько мужчин — они старательно копали землю, хотя стояла самая жара; внезапно ведьма отвернулась от меня и ударила одного из них длинной черной тростью, которую держала в руках.

— Даже мои поэты иногда бывают в Лондоне, — сказала она мне как ни в чем не бывало.

— Зачем ты ударила этого человека? — спросил я.

— Чтобы заставить его работать, — ответила ведьма.

— Но ведь он устал! — возмутился я.

— Конечно, устал, — подтвердила она спокойно.

Тогда я посмотрел на работавших внимательнее и увидел, что хотя земля в саду высохла и была твердой, как камень, на каждой вынутой лопате было полно жемчужин; некоторые мужчины, впрочем, сидели неподвижно и любовались бабочками, во множестве порхавшими в саду, однако ведьма почему-то не била их тростью. И когда я спросил, кто такие эти землекопы, она ответила:

— Это мои поэты, которые ищут жемчужины.

Когда же я спросил, зачем нужно столько жемчуга, ведьма ответила:

— Чтобы кормить свиней, разумеется.

— Разве свиньи любят жемчуг? — удивился я.

— Конечно, нет, — сказала ведьма.

Я хотел поподробнее расспросить ведьму, но тут из домика появился старый черный кот; он раздраженно покосился на меня, и хотя он ничего не сказал, этого оказалось достаточно, чтобы я понял — я задаю слишком много глупых вопросов. Поэтому я поинтересовался только, почему некоторые поэты праздно сидят на земле и смотрят на бабочек, но никто их не бьет. И ведьма ответила:

— Бабочки знают, где спрятаны жемчужины, и поэты ждут, когда какая-нибудь из них сядет на зарытое сокровище. Они не могут копать, если не знают, где копать.

И тут из густых рододендроновых зарослей вдруг выскочил фавн — выскочил и затанцевал на краю большого бронзового диска, из центра которого бил фонтан; и топот пары маленьких копыт был прекрасен, как звон колоколов.

— Чай пить! Пора к столу!.. — громко объявила ведьма, и все поэты побросали лопаты и заступы и потянулись за ней в дом; я последовал за ними, но и ведьма, и все мы шли за черным котом, который, — выгнув спинку и задрав хвост, — важно прошествовал по дорожке, выложенной голубой эмалевой плиткой, поднялся на покрытое почерневшей соломой заднее крыльцо и, юркнув в приоткрытую дубовую дверь, первым вступил в небольшую столовую, где был накрыт чай. В саду пели цветы, журчала падавшая на звонкую бронзу диска вода, и я понял, что она поступает в фонтан из какого-то неведомого океана, ибо по временам струя выбрасывала позолоченные обломки небывалых галеонов, разбитых штормами в морях, которых нет нигде в нашем мире, или пущенных ко дну во время морских сражений с врагами, о которых нам ничего не известно. И одни поэты утверждали, что вода в фонтане солона от того, что он питается морской водой, другие же считали, что она стала соленой от слез моряков. Некоторые поэты ничего не говорили, а, достав из ваз стоявшие в них букеты, засыпали пол в комнате лепестками цветов; некоторые спорили, перебивая друг друга, а некоторые пели.

— Да ведь они еще просто дети!.. — сказал я.

— Просто дети… — повторила ведьма, которая как раз разливала вино из первоцвета.

— Просто дети! — сказал и черный кот, и все, кто был в комнате, стали смеяться надо мной.

— Приношу свои глубочайшие извинения, — пробормотал я. — Я вовсе не это имел в виду. У меня и в мыслях не было кого-нибудь оскорбить!

— По-моему, он вообще ничего не понимает, — заметил старый черный кот. И все продолжали потешаться надо мной, пока поэтам не пришло время ложиться спать.

Тогда я бросил взгляд на поля, которые мы знаем, и повернулся к тому окну, что выходит к эльфийским горам. Сапфировый вечер опустился на Страну Грёз, и хотя над лужайками сгустились сумерки, мне было хорошо видно, куда надо идти; рассмотрев как следует ведущую к горам дорогу, я поскорее спустился вниз, прошел через гостиную и покинул дом ведьмы. И в тот же вечер я достиг дворца Сингани.

В каждом окне дворца из слоновой кости, за каждым его хрустальным стеклом горел свет, и ни одно окно не было занавешено; в звуках же, что доносились до меня, я узнал мелодию танца победы. Беспокойно, тревожно гудел фагот, и словно приближающиеся шаги огромного, опасного зверя звучали гулкие удары большого барабана, в который бил какой-то силач. И прислушиваясь к этой мелодии, я вдруг подумал, что битва Сингани со слоноподобным чудовищем — погубителем Педондариса была уже переложена на музыку.

Двигаясь в темноте вдоль края аметистовой пропасти, я вдруг увидел переброшенный через нее белый резной мост. То был гигантский бивень, похожий на слоновий, и я догадался, что это — знак славной победы Сингани. И еще я понял, что изогнутый бивень, доставленный сюда и с помощью веревок и канатов перекинутый с одной стороны пропасти на другую, был парным к тому, из которого были сделаны резные врата, некогда слывшие одним из чудес Педондариса и который в конце концов стал главной причиной, погубившей некогда славный город: его стены, башни и людей. И резчики уже начали выдалбливать вдоль бивня дорогу, огражденную по бокам человеческими фигурами в натуральную величину. Тогда я смело зашагал через мост, и на половине пути, в самой нижней части дуги, увидел ремесленников, которые крепко спали. Мост — и бивень — был обращен ко дворцу толстым концом, и мне пришлось спускаться с него по приставной лестнице, потому что мастера еще не успели вырезать ступени.

Возле дворца все было, как я и предполагал. Часовой у ворот крепко спал, и хотя я спросил у него позволения войти, он только пробормотал сквозь сон несколько славословий Сингани и тут же снова заснул. Несомненно, часовой напился бака.

Крепость

В холле из слоновой кости меня встретили слуги, которые сказали, что сегодня во дворце празднуют великую победу, и по этому случаю двери его открыты для всех. Они предложили мне бак, чтобы я тоже мог выпить за подвиг Сингани, но я не был знаком с этим напитком и не знал, какая доза — большая или маленькая — способна свалить человека с ног, поэтому ответил, что дал своему богу обет не пить ничего прекрасного, и слуги спросили, нельзя ли умилостивить этого бога молитвой, но я ответил: «Ни в коем случае», и двинулся туда, откуда доносилась музыка, а слуги сочувствовали мне и, думая сделать мне приятное, бранили злого бога, но вскоре оставили это занятие и снова принялись пить за здоровье Сингани.