Ольга Цветкова - Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Странные «воскрешения» начались в Чертовой Пасти, когда в рацион работников сушилки решено было включить порцию молока, следуя опыту соседей из Бутугычага. Вечно недокормленные зеки радостно потянулись из пыльной шахты в сушильный цех, надеясь хоть отожраться хорошенько перед тем, как всю душу свою с кровавой слюной выкашляешь. Да и работа проще — помешивай тихонько урановый концентрат, никаких норм выполнять не надо, шесть часов — и ты почти свободный человек. Все шло неплохо, но затем сушильщики начали жаловаться на бессонницу, головную боль, радужка их зрачков приобретала неестественный изумрудный оттенок, временами пугая ночью соседа по койке бледным кошачьим отблеском. Они сидели, сгорбившись, хмурые и злые, на длинной лавке в столовой, вяло ковырялись в жестяной тарелке с противной серой пшенкой и меняли свою драгоценную порцию молока на сигареты. А через пару недель их, воющих от боли, приносили в лазарет, где они мучительно подыхали в течение суток.

Обычно лагерный врач тотчас делал вскрытие, без особой тщательности, почти не разглядывая скучный внутренний мир покойника. Потом дежурные надсмотрщики без всяких церемоний хоронили заключенного в неглубокой могиле, отмечая ее небольшим деревянным столбиком с прибитой консервной крышкой, на которой был кое-как нацарапан номер. Но однажды дежурный врач то ли по недосмотру, то ли просто из ленивого равнодушия оставил очередного мертвеца на столе в прозекторской больше, чем на сутки. Когда спохватились, мертвый сушильщик, поблескивая своими страшными глазищами в сумеречной полутьме, сидел на залитом бурой кровью и формальдегидом полу, среди осколков расколоченных стеклянных шкафчиков и различных банок, и мерно покачивался. Тогдашний доктор, тщедушный старичок-ученый из репрессированных, когда увидал эту несуразную, противоестественную картину, тут же и умер.

Растерянный начальник лагеря отправил в главное управление паническую записку, в ответ на которую и был в Чертову Пасть послан доктор Юдин, не склонный к истерике нейробиолог из самого Института высшей нервной деятельности Академии наук СССР. Задачей доктора Юдина было пресечь суеверные слухи о бродящих по лагерному лазарету мертвецах, порочащие нерушимую рациональность строителей коммунизма, всесторонне изучить загадочную болезнь в рядах заключенных и составить доклад руководству о целесообразности дальнейшей разработки уранового месторождения в этих неспокойных краях. Все-таки смертность уж слишком высока, даже если сравнить с тем же Бутугычагом. Не то чтобы руководство хотело проявить себя милосердным, но тратить понапрасну вагоны кормежки для тех, кто и года не протянет, — слишком расточительно.

Конечно, доктор Юдин весьма скептически отнесся к своему назначению. Его, видного специалиста, пусть и нелюбимого начальством за излишнюю инициативность, из-за глупых перепуганных зеков шлют в какую-то отвратительную Чертову Пасть, глотать урановую пыль. Безутешный доктор и не рассчитывал, что, прибыв на место, станет свидетелем исключительного феномена, способного перевернуть ход научной мысли любого биолога.

«Феномены» один за другим поступали в лазарет, зеленоглазые, истощенные, смертельно перепуганные. Около двенадцати часов спустя после своей страшной гибели они обретали некое подобие жизни, сначала хрипели и корчились, временами разрывая связывавшие их конечности ремни, но затем становились спокойными и тихими. Одного из них, показавшегося Юдину самым крепким из «воскрешенных», решили в качестве эксперимента отправить на добычу в рудник, упрятав его в самый дальний забой. На удивление, «воскрешенный» даже умудрился сделать дневную норму в срок. Тогда доктор мрачно отметил, что страх заключенного перед наказанием за невыполнение плана добычи оказался сильнее даже самой смерти.

На вскрытии оказывалось, что ткани мозга у всех поражены неким странным микроорганизмом, чем-то вроде спорыньи, но гораздо более кровожадным и хитро устроенным. Его присутствие объясняло невыносимую головную боль, которая и приводила к скорой смерти. Кроме того, плесень продолжала свое существование после смерти носителя, невероятным образом воссоздавая функции сожранных нейронов, оттого трупы и оживали на время. Конечно, посмертие длилось недолго, мышцы начинали гнить и рваться, силы неровного сердечного ритма не хватало, чтобы разгонять наполовину свернувшуюся кровь по умирающим сосудам, и «воскрешенный» вскорости окончательно утрачивал все жизненные функции.

Перед захоронением доктор для последующих исследований вскрывал черепную коробку и вынимал мозг, похожий своим сизо-зеленоватым цветом на подгнившую пшенку. Головы, после вскрытия напоминавшие супницу с круглой крышечкой, хоронили отдельно от тела, и было в этом что-то до ужаса суеверное и неправильное, однако доктор не вмешивался, пусть дежурные надсмотрщики хоть этим чудным ритуалом утешаются.

В кабинете Юдина на полках покоилась уже целая коллекция разнокалиберных мозгов в пузатых банках, каждая — пронумерована, описана и опечатана. Даже в формальдегидном растворе живучая спорынья продолжала свой рост и размножение, заставляя доктора задаваться неуютным вопросом: что, если разум все еще обитает в этой оболочке, хоть тело и отнято? Однажды, проведя бессонную ночь в таких тревожных раздумьях, он распечатал банки и утопил их никак не желающее умирать содержимое в серной кислоте, которой на руднике было в избытке: она применялась для окисления уранового концентрата. Черт с ними, этими проклятыми образцами тканей. Все равно каждую неделю приносят новых смертников, кому интересно будет — пусть сам сюда приезжает и тычет своим пинцетом в зеленые мозги хоть до смерти.

Теперь одно мучило Юдина. Откуда эта мерзость взялась, почему только здесь обнаружилась, отчего именно сейчас проявила свое ужасное свойство? Тщательно проверили пищеблок, обнаружив только тайно приворовывающих поваров, которые немедленно пополнили ряды печальных шахтеров, но никакой заразы не нашли.

Юдин получил на днях результат лабораторного анализа образцов местной породы. Если геологоразведчики вычисляли процент содержания ценных для промышленности металлов, то Юдин послал образцы в лабораторию Института эпидемиологии, вдруг в этих желтоватых камнях спит та хворь. И он оказался прав: в породе обнаружилась биологически активная примесь, тихо дремавшее миллионы лет зло, наконец дождавшееся своего освободителя.

Но почему воскресали только сушильщики? Казалось бы, самые сытые и беспечальные люди на руднике, им бы жить да жить, пользу Родине приносить. Притащили Юдину перепуганного, бледного до синевы шахтера из самых первых. В зрачках, если внимательно приглядеться, нашлись тонкие изумрудные точки. Плохо дело. Кашляет страшно, с характерным посвистом, видать, не жилец уже. Однако спит хорошо, головными болями не мучается. Через пару недель кровь горлом пошла, и отмучился паренек. Однако помер с концами, без посмертных инцидентов. Вскрыли череп. На первый взгляд ткани чисты, никаких видимых очагов поражения. Юдин на всякий случай проверил под микроскопом тонкий срез. Одинокие споры все же сумели угнездиться, но вырасти, к счастью, не смогли отчего-то. Вероятно, не хватало им для роста и процветания пищи…