Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 22

Характерный смешанный аромат нескольких прохладных тел привел его к двери, в которую он и постучал. Слух тех, кто находился по другую сторону двери, сохранил волшебную остроту.

— Кто там? — послышалось из-за двери. — Что тебе надо?

— Я Тауно, сын Ванимена. Впусти меня, Ракси, ведь мы были любовниками в Лири.

Он расслышал шепот, шорох ног, торопливые шаги. Тауно показалось, будто минула вечность, прежде чем стукнула щеколда и дверь распахнулась. За ней стояли двое. Женщины успели набросить сорочки, но Тауно их сразу узнал: Ракси, самая веселая девушка его племени, и стройная Мейива с голубыми локонами, некогда любимая подруга его отца.

Разведя руки, он ощутил неуверенность своей улыбки. Девушка ахнула, отскочила и закрыла лицо руками. Ее старшая подруга внешне осталась спокойной, но было заметно, что слова даются ей с трудом:

— Добро пожаловать, Тауно. Как хорошо знать, что ты и Эйян живы... и наконец отыскали нас. Но ты должен прикрыть свою наготу.

Тауно опустил взгляд. Покидая постель, он не стал утруждать себя одеванием, надев лишь пояс с ножом; костяной амулет всегда висел у него на шее.

— Но почему, Мейива? — удивленно и в то же время с испугом вопросил он. — Здесь нет никого, кроме нас, а вы обе прекрасно знаете, как выглядит мое тело.

— Я больше не Мейива, Тауно, а она, моя сестра во Христе, больше не Ракси. Отныне мы Елена и Бисерка. Подожди здесь. Я принесу тебе одежду.

Дверь закрылась, но вскоре слегка приоткрылась. Женская рука протянула Тауно плащ. Он обмотался им вокруг талии. Обоняние подсказало ему, что это плащ его отца. Впустив Тауно в жалкое строение, где ему пришлось наклонить голову, чтобы не стукнуться о балки потолка, Мейива — Елена — зажгла от теплящегося в очаге огонька глиняную лампу.

— Так-то лучше, — одобрительно молвила она, коснувшись локтя Тауно. — Не стыдись. Тебе еще многому придется научиться. Присядь, дорогой. Я налью тебе супа.

Изумленный Тауно уселся на сундук. На противоположном конце сундука съежилась Бисерка. Она смотрела на него... испуганно? Тоскливо? Тауно не мог этого разобрать, зато слышал учащенное дыхание девушки.

— Почему ты тоже живешь здесь? — спросил Тауно ее сожительницу.

— Андрей, твой отец и мой муж, отправился на войну, — объяснила Елена. — И я, желая соблюсти приличия и помочь девушке, пригласила ее пожить у меня. Она не замужем, и... — Недавняя откровенность испарилась, и женщина с трудом закончила фразу: — Она жила в одной семье, но старшим сыном овладела похоть, а он для нее далеко не лучшая пара.

— Неужели это ты, Ракси? — выдавил Тауно. — Ты, кого я сегодня стал искать раньше, чем любого из соплеменников!

Елена вздохнула, хотя даже полумрак, разгоняемый лишь тусклым желтым огоньком лампы, не помешал Тауно заметить вспыхнувший на ее щеках румянец.

— Я понимаю тебя, Тауно. Да помогут мне милосердные святые не забыть о том, кто ты такой, и потому не винить тебя, а указать путь к Спасению. — Наполнив три чашки медовым напитком, она поднесла одну из них гостю. — Изгони плотские мысли, Тауно. Здесь не Лири, а мы, слава Богу, не те, кем были прежде.

— Да, тут есть несколько шлюх! — вспыхнула Бисерка. Она снова съежилась, перекрестилась и быстро добавила: — Только не спрашивай, как их зовут.

— Но ты, разумеется, не отыщешь ни одной падшей женщины среди нас — тех, кто прежде был морским народом, — сказала Елена. — Мы родились заново совсем недавно. Как я молюсь о том, чтобы мы никогда не испачкали наши чистые души, полученные из рук Господа! — Она смолкла, уставилась куда-то мимо Тауно и пробормотала: — Но все же, боюсь, нам этого не избежать. Уверенность в своей праведности сама по себе есть смертный грех, гордыня. Но пусть у нас всегда хватит сил покаяться, когда мы согрешим. — Ее взгляд стал жестким и пронзил Тауно: — И если мужчина замыслит обольстить нас, то пусть всегда помнит, что мы не забыли, как обращаться с острым оружием.

— Значит, вы помните прежнюю жизнь? — тихо спросил Тауно.

— Да, — кивнула Елена, — но она кажется нам такой странной и тусклой, словно некогда яркий, но полузабытый сон. Видишь ли, мы проснулись. Там, возле алтаря, мы пробудились от полуживотной жизни и обратились к жизни вечной. — Внезапно женщина, сильная как сам Ванимен, всхлипнула. — О, этот миг, самый первый миг с Господом! Что нам осталось... кроме верности Ему... ради надежды обрести его вновь и навечно там, на Небесах?

Когда Тауно вбежал в лес, бледнеющая луна высветлила верхушки гор на востоке. Он добрался до него быстро, потому что бежал напрямик через поля; соломинки и колоски исцарапали ему ноги, мстя за растоптанных собратьев. Тем не менее, когда он сумел наконец отделаться от женщин, сбросить на пороге плащ своего отца и припустить прочь, ночь уже перевалила за половину.

Он убежал не потому, что они его прокляли. Женщины были нежны в своих мольбах, уговаривая его, по их примеру, тоже получить в дар бессмертную душу. Дело было даже не в том, что они совершенно изменились и под некогда желанной плотью теперь крылась чуждость гораздо большая, чем отличала Тауно от племени Адама. Его потрясенный рассудок осознал, что эти женщины — символ судьбы, символ гибели. Они олицетворяли будущее, в котором не было места для волшебства. И, мчась по полям, Тауно не только желал хотя бы немного притупить усталостью то отчаяние, которым завершились его поиски — он убегал, желая стать невидимым, а белые звезды смотрели на него с небес и злобно шипели: «Смотрите, вот он бежит, вот его след — догоняйте его!»

Когда он отыскал себе убежище, дыхание его стало хриплым, а горло пересохло. Тауно отдохнул в темноте под развесистым дубом, ветви которого густо обросли омелой, потом углубился в чащу, направляясь к озеру, запах которого почувствовал издалека. Он искупается в его водах, наполнит легкие их чистотой, может, поймает рыбу и съест ее сырой, как тюлень или касатка. И наберется сил для возвращения в замок — встретить то, что ждет его там.

Кроны деревьев нависали над головой, ветви кустов по сторонам звериной тропки, по которой шагал Тауно, переплетались, сгущая в тенях мрак. Сквозь листву полосками сочился лунный свет, жемчужно растворяясь в струящемся над землей легком тумане. В лесу было чуть теплее, чем в поле, и пахло влажной землей. Тихо шуршали на легком ветерке листья, привидением пронеслась сова, неподалеку пробежал какой-то зверек. Однажды где-то вдалеке пронзительно взвизгнула рысь, но шорох листьев даже этот звук превратил в музыку.

Тауно шел, наполняясь спокойствием. Здесь был остаток его мира — дикая, нетронутая природа, — и его обитатели жили своей жизнью: любили, убивали, плодились, страдали, умирали, рождались, знали безумство магии, но никогда не стремились познавать и подчинять себе тайны, не принадлежащие их миру, или заглядывать в оцепенелую и бесконечную вечность. Здесь обитали волшебные существа... косточка-талисман сообщала Тауно их имена — леший, кикимора... Они тоже робко убегают, опасаясь его, но...