Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 22

— Наши судьбы в руках Божьих. И я должна отправиться к Нильсу, иначе он умрет во грехе.

— Ты воистину Дагмар, — кивнул Тауно. — Что ж, передай им от меня привет, и пусть удача всегда плывет рядом с вами.

Он повернулся и быстро зашагал к лесу. Скрывшись из виду, он побежал так быстро, словно за ним гнались.

В долине, где Тауно и Нада обычно встречались, ее не оказалось. Не было ее и поблизости. Тауно напряг все свои волшебные чувства, но смог отыскать лишь еле заметный ее след, который часто обрывался, и тогда он метался вокруг, пока не находил его вновь. И сами следы, и их хаотичность подсказывали Тауно, что вилия мечется, словно потеряв рассудок, и это знание приводило его в отчаяние.

У него ушло два дня и две ночи, чтобы ее отыскать в вечер осеннего равноденствия. К тому времени он настолько вымотался, что пошатывался от усталости.

Еще больше похолодало, и от ледяного воздуха у Тауно стыло все внутри. Низко нависало серое плоское небо. Нада стояла на берегу озера, чьи стальные воды отражали желто-коричневый лес с редкими мазками кроваво-красных кленов и полосками вечнозеленых деревьев, — крохотная, потерявшаяся, жалкая.

— Нада! О, Нада! — позвал он и, спотыкаясь, побрел к ней. Он охрип, два дня выкрикивая ее имя.

— Тауно, любимый!

Вилия бросилась в его объятия, и Тауно с бесконечной осторожностью сомкнул руки вокруг ее хрупкой фигурки. Она показалась ему почти такой же холодной, как морозный воздух. Когда они поцеловались, их слезы смешались.

— Где ты была? — пробормотал он. — Что с тобой?

— Я боялась... — прошептала она.

— Чего? — напрягся Тауно.

— Что ты можешь не вернуться...

— Милая, ты же знаешь, что мне...

— ...до того, как мне придется уйти.

— Уйти?

— Прости, я напрасно боялась. Я должна была тебе верить. Но я плохо соображаю, а здесь было так тоскливо. — Она еще крепче прижалась к нему. — Ты здесь.

Охваченный ужасом, он тихо спросил, зарывшись лицом в пушистые волосы:

— Разве ты должна куда-то уйти?

— Да, на дно озера или реки. Разве ты не знал?

Она отстранилась — легонько, но он понял намек и разжал руки, а она отступила на шаг и взглянула на него. Ее некогда большие голубые глаза почти выцвели.

— Зимой солнце не очень яркое, и я могу его вытерпеть, — пояснила она, — но деревья стоят голые и не укрывают меня в своей тени. А в глубине я нахожу желанную для меня тень. Ты, конечно же, знаешь об этом.

— Да... — Он опустил глаза. Копье, которое он уронил, лежало между ними. — Да, но...

— Прежде я могла не засыпать дольше. Но нынешняя осень слишком рано сменяется зимой. — К ногам девушки упал сухой лист.

— И когда ты должна уйти?

Она обхватила себя руками, словно согреваясь.

— Скоро. Сегодня. Ты будешь здесь весной, Тауно?

Он расстегнул пояс.

— Конечно, потому что я останусь рядом с тобой.

Она покачала головой. Теперь Тауно дрожал и запинался, а ее мысли обрели странную ясность:

— Нет, любимый мой. На дне я буду плавать среди снов. Ты очень редко сможешь меня разбудить, и всякий раз ненадолго. А в могильной тишине под водой ничто не напоминает твое море. Ты сойдешь там с ума.

— Я иногда буду выходить на берег, — сказал он, продолжая раздеваться.

— А мне кажется, так тебе будет еще хуже, чем если бы ты на все время остался там, в темноте.

Некоторое время вилия пристально смотрела на Тауно. Маленькая Нада стала мудрее.

— Нет, — сказала она наконец. — Жди моего возвращения. Таково мое желание. — Она помолчала. — Но не в лесу. Проведи зиму среди людей... потому что в этих горах нет женщин волшебного мира, о которых ты рассказывал... а как часто я видела твое желание, которое никогда не смогу исполнить. Мои сны станут счастливее, если я буду знать, что ты рядом с кем-то живым.

— Мне никто не нужен.

Вилию охватил ужас. Вздрогнув, словно ее ударили кнутом, она жалобно вскрикнула:

— О, Тауно, что я сделала с тобой? Уходи, пока можешь. И никогда не возвращайся!

Тауно избавился от всей одежды. Даже нож его теперь лежал поперек копья, потому что на нем не осталось ничего, кроме костяного амулета. Нада отпрянула еще дальше и закрыла лицо руками.

— Уходи, уходи! — взмолилась она. — Ты так прекрасен!

Их взаимное отчаяние встретилось, как схлестываются две высокие волны, и это ошеломило Тауно.

— Клянусь сетями Ран, — прохрипел он, — ты моя. Я сделаю тебя своей!

Прыгнув вперед, он схватил ее. Она отвернулась, уклоняясь от поцелуя.

— Это смерть для тебя! — крикнула она.

— Насколько лучше будет умереть... и покончить со всем...

Она начали бороться. Он сознавал, что становится груб, но не смог совладать с захлестнувшими его эмоциями.

— Нада! — услышал он собственный рев. — Уступи, сжалься надо мной, я хочу этого, и ты вспомнишь...

Она выскользнула из его хватки, словно ветерок, порхнувший между ладоней. Потеряв равновесие, Тауно свалился на жухлую траву. Когда он поднялся, их разделяло уже несколько ярдов, и ее белая фигурка выделялась на фоне унылого неба, столь же унылой и тусклой воды и хмурых деревьев. Несмотря на безжалостный холод, он не видел пара от ее дыхания. На правой руке Нады висел его талисман.

Тауно выпрямился и бросился к ней. Вилия скользнула назад.

— Я легко могу от тебя убежать, — предупредила она. — Но мне не хотелось бы этого делать.

Тауно остановился, пошатываясь.

— Я люблю тебя! — вырвалось из его груди.

— Знаю, — произнесла она с бесконечной нежностью. — Я тоже люблю тебя.

— Я не желал тебе вреда. Я лишь хотел, чтобы мы были вместе, воистину вместе, хотя бы раз... если иначе нам придется расстаться навсегда.

— Есть и другой выход. — На нее снизошло спокойствие; она улыбнулась. — Ты рассказывал мне об этом талисмане. Я войду в него и навсегда останусь с тобой.

— Нада, нет!

— Разве могу я надеяться на большее счастье, чем покоиться на твоей груди? А когда-нибудь, возможно... Стой где стоишь, Тауно! — взмолилась она. — Позволь мне видеть тебя, пока я еще могу, и пусть это станет твоим свадебным подарком.

Тауно не смог даже зарыдать.

Поначалу она смотрела на него столь же долго, как на кусочек черепа, который держала в руке, но постепенно птица Иного Мира все сильнее овладевала ею, и вскоре ее взгляд перестал отрываться от талисмана. На глазах Тауно ее девичья фигурка становилась все более призрачной... вот он уже видит сквозь нее... вот она стала едва заметным мерцанием в сгущающихся сумерках. Потом исчезло и оно. Талисман упал на землю.

Тауно простоял еще четверть часа и лишь потом подобрал талисман, поцеловал его и повесил себе на шею.

Моряки возвращавшейся домой «Брунгильды» заметили, как изменилась госпожа Сигрид. Не стало ли причиной тому решение ее брата, герра Каролуса, остаться в Хорватии? Двое-трое моряков до сих пор верили, что она по ночам тайно покидает корабль и плавает в море, но свидетелей этому не нашлось, и большинство экипажа посчитало это выдумкой. Они обсуждали ее набожность, ведь ныне она молилась вместе со всеми, став едва ли не самой ревностной христианкой на корабле, и целыми часами простаивала на коленях перед образом Святой Девы — и часто при этом плакала. Кроме того, она больше не вела себя грубовато и холодно, как на пути в Хорватию, и ее быстро полюбили за мягкое обращение и готовность выслушать даже самого последнего забулдыгу. Для некоторых она даже стала чем-то вроде матери-исповедницы.