Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

— Да, Но это медленное умирание, человечек. Химия твоего тела, как у растений и животных, основана на углероде. Вы быстро растете и быстро увядаете, но мы другие. Мы как горы, родственные нам. Клетки нашего тела состоят из кремния, как и они. Наша плоть растет медленно, как горы, и твердеет с возрастом. И смерть приходит к нам очень нескоро.

Тревор вдумался в эти слова и почувствовал трепет благодарности за то, что его собственная плоть столь хрупка и недолговечна.

— Я последний, — прошептал беззвучный голос. — Было время, когда я мог мысленно общаться с друзьями, но все они ушли раньше меня. Это случилось очень давно.

Перед глазами Тревора пронеслось странное видение: он увидел погасшее Солнце и холодный Меркурий, медленно падающий во мрак мертвой звезды и уносящий с собой бесконечные ряды неподвижных алебастровых фигур.

Он силился вернуться к реальности, цепляясь за свою ненависть, как пловец за доску.

— Да, я уничтожил бы тебя, если бы мог! — крикнул он хриплым срывающимся голосом. — Чего еще ты можешь ждать от меня?

— Нет, человечек, ты не уничтожишь меня. Ты будешь помогать мне.

— Помогать тебе? — изумился Тревор. — Но ты же хотел убить меня.

— Зачем? Еще один мертвец мне не нужен, а живой ты сможешь служить мне. Вот поэтому тебя и пощадили.

— Служить тебе, как эти? — Тревор повернулся, собираясь указать на коринов, но те уже подошли к нему и стояли рядом, изготовившись к схватке.

Землянин бросился на них. На мгновение у него мелькнула мысль, как, наверное, дико выглядит его сражение с коринами в глазах этого каменного истукана.

Но едва появилась эта мысль, как схватка уже кончилась. Повелительная, всезаглушающая команда ударила в его мозг, и он провалился в глубокое забытье.

Тьма. Мрак. Он затерялся во тьме и перестал быть самим собой. Он летел сквозь мрак, окликая нечто исчезнувшее. И голос отвечал ему, голос, которого он не хотел слышать...

Тьма. Сны.

Заря. Он стоит в городе и наблюдает, как свет становится ярким и безжалостным, загорается на вершинах стен и медленно сползает на улицы, загоняя тяжелые тени в открытые окна и двери, так что дома кажутся черепами с пустыми, бессмысленными глазницами и зияющими ртами.

Здания уже не выглядят такими большими. Он проходит между ними, легко подымается по ступеням, и карнизы окон оказываются не выше его головы. Он знает эти дома, но внимательно разглядывает каждый из них, называет его и вспоминает давнее, очень давнее.

К нему спускаются с неба «соколы», верные слуги с солнечными камнями в головах. Он похлопывает их по склоненным шеям, и «соколы» тихо шипят от удовольствия. Жалкие, примитивные существа... Он неторопливо проходит по знакомым улицам — всюду безмолвие, ничто не движется...

Весь день, от зари до зари, и в густом мраке ночи — все то же безмолвие, все та же неподвижность. Камням не дано говорить, камням не дано двигаться.

Он не мог больше выносить город. Хотя впервые слабые признаки старости коснулись его, все же время его еще не настало. Однако он спустился в катакомбы и занял свое место рядом с Теми, Кто Ждал. Они еще могли обмениваться мыслями, так что здесь он не одинок.

Годы проходили, не оставляя следа в неизменном мраке погребального коридора.

Все реже доходили до него мысленные сигналы от его товарищей, пока наконец не исчезли совсем. К этому времени возраст сковал его члены, и он уже не мог встать, чтобы снова выйти в город, где был когда-то молодым, самым молодым на Меркурии. Шеннеч — так его звали. Шеннеч Последний...

Он ждал в тягостном одиночестве. Только родственник недвижных молчаливых гор мог вынести это ожидание в мире мертвых.

Затем в громе и пламени в долину упала новая жизнь, человеческая, слабая, хрупкая, восприимчивая жизнь, разумная, незащищенная, обладающая жестокими, смущавшими человеческое существо страстями.

Очень осторожно, без спешки, мозг Шеннеча дотянулся до них и вобрал их в себя.

Некоторые люди были более агрессивны и жестоки, чем другие. Шеннеч воспринимал их эмоции как алые рисунки на темном фоне своего сознания. Они уже превратились в хозяев, и множество хрупких, чувствительных мозгов огрубели из-за них. «Я возьму этих для себя, — подумал Шеннеч. — Рисунок их мозга примитивен, но крепок и устойчив. Мне будет интересно повозиться с ними».

На корабле был хирург, но он умер.

Впрочем, для того, что было сделано, хирург и не понадобился. Когда Шеннеч закончил беседу с выбранными им людьми, рассказав им кое-что о солнечном камне, и эти люди с восторгом согласились на его предложение, Шеннеч полностью взял их под свой контроль. Неуклюжие руки каторжников с удивительной ловкостью управлялись с немалочисленными инструментами покойного хирурга, делая круглые вырезы и аккуратные углубления в лобной кости.

Кто этот человек? Он так спокойно лежит под хирургическим ножом... Кто те, которые склонились над ним со странными камнями между бровями? Имена. И я знаю их. Ближе, ближе. Я знаю человека, который лежит здесь, и по лицу его стекает кровь...

Тревор закричал. Кто-то хлестнул его по лицу, намеренно жестоко. Все еще ослепленный видением, он снова закричал, начал отбиваться, и голос, которого он так боялся, ласково заговорил с ним:

— Все прошло, Тревор. Все сделано.

Рука снова хлестнула его, и грубый человеческий голос сказал:

— Очнись, черт бы тебя побрал!

Тревор пришел в себя. Он стоял посреди громадной комнаты, в напряженной дозе отчаявшегося бойца, вспотевший, хватающий руками пустоту. Видимо, он прибежал сюда в полубессознательном состоянии. Гелт наблюдал за ним.

— Привет, землянин. Ну, каково чувствовать себя хозяином?

Тревор с удивлением воззрился на него.

Яркий поток света лился сквозь высокие окна и освещал солнечный камень между нахмуренными бровями Корина. Взгляд Тревора сосредоточился на этой блестящей точке.

— Ну да, — сказал Гелт. — Это правда.

Вдруг Тревора поразило то, что губы Гелта не двигаются.

— Камни придают нам некоторые способности, — продолжал Гелт все так же беззвучно. — Конечно, они не такие, как у НЕГО, но мы можем управлять «соколами» и обмениваться мыслями между собой, если расстояние не слишком велико. Естественно, наш мозг открыт ЕМУ в любое время, когда ОН того пожелает.

— Но мне же не больно, — прошептал Тревор. Он отчаянно надеялся, что ничего этого вообще не было. — Голова не болит.

— Конечно. ОН заботится об этом.

«Шеннеч! Если этого не было, откуда я знаю его имя? И этот сон, этот бесконечный кошмар в катакомбах...»

Гелт вздрогнул.

— Мы не употребляем это имя. ОН этого не любит. — Он взглянул на Тревора: — В чем дело, землянин? Почему ты такой бледный? Ведь ты смеялся, помнишь? Куда делось твое чувство юмора?