Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

Будет холодно и опасно. Но он не боялся холода и не думал об опасности. Он не собирался зачахнуть от тоски и умереть подобно отцу из-за того, что упустил свой единственный шанс.

Через несколько минут Рэнд Конвей исчез, и в комнатке с каменными стенами стоял безымянный воин Искара, высокий светловолосый человек, закутанный в белые меха, обутый в грубые кожаные башмаки и с копьем в руках.

Он оставил себе только две вещи, которые тщательно спрятал за поясом, — свой пистолет и маленький пузырек, обшитый материей и заткнутый свинцовой пробкой.

Он обернулся — позади стояла Саэль, уставившись на него широко открытыми удивленными глазами.

Она прокралась в комнату так тихо, что он не услышал. И он знал, что один ее громкий крик разрушит все его планы.

Сделав два быстрых решительных шага, он схватил ее и крепко зажал ей рот рукой.

— Зачем ты пришла сюда? — прорычал он. — Чего тебе надо?

Ее взгляд был устремлен на него, такой же непреклонный и неистовый, как и его собственный.

— Не вздумай кричать, — сказал он. — Иначе я тебя убью.

Она мотнула головой, и он немного отодвинул руку, не доверяя ей.

Медленно и с трудом выговаривая английские слова, она произнесла:

— Возьми меня с собой.

— Куда?

— На Землю!

Наступил черед Конвея удивиться.

— Но зачем?

— Женщина Земли — гордая, как мужчина, — с жаром сказала она. — Свободная.

Так вот откуда то яростное пламя, которое сжигало ее! Она не была терпелива и смиренна, как другие женщины Искара, потому что успела повидать что-то иное. Он вспомнил, что говорил ему сын Кра.

— Это Конна тебя научил?

Она кивнула.

— Ты возьмешь меня? — настойчиво повторила она. — Ты возьмешь меня? Я убегу от Кра. Спрячусь. Ты возьмешь меня?

Конвей улыбнулся. Она ему нравилась. Они были одного поля ягоды — люди, живущие безнадежной мечтой и готовые рискнуть всем на свете, чтобы она сбылась.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Конечно, возьму.

Ее охватила дикая радость.

— Если ты солгал, — прошептала она, — я тебя убью!

И тут она его поцеловала.

Он мог сразу сказать, что она в первый раз поцеловала мужчину. И еще он мог сказать, что это не последний раз.

Он оттолкнул ее:

— Тогда ты должна мне помочь. Вот, возьми. — Он сунул ей сверток со своей одеждой. — Спрячь это. Из дома есть другой выход?

— Да.

— Покажи мне, где он. Потом жди меня — и не говори никому. Никому! Поняла?

— Куда ты идешь? — спросила она. В глазах у нее снова появилось удивление, смешанное со страхом. — Что ты хочешь делать, человек с Искара?

Он покачал головой:

— Если ты мне не поможешь, если я умру — тебе никогда не увидеть Земли.

— Пойдем, — сказала она и повернулась к двери.

Эсмонд и Роган все еще сидели с Маршей и были все еще заняты своими собственными страхами и счетами — слишком заняты, чтобы думать о Конвее, который был для них чужим.

Дом Кра был пуст и тих, если не считать ветра, который рвался в оконные проемы с воем и хохотом, похожим на хохот волков, бросающихся на добычу. Конвей содрогнулся, как вздрагивает всем телом дикое животное.

— Я жду, — сказала она. Ее пальцы стиснули его руку. — Приходи обратно. Приходи скоро!

Она боялась не за него, а за себя — боялась, что теперь, в последний момент, у нее отнимут надежду обрести свободу. Конвей понимал, что она чувствует.

Он нагнулся и быстро, грубо поцеловал ее.

— Я приду.

Он приподнял занавеску из шкур и скользнул из комнаты в темноту.

В городе шумно бушевала буря. Она выла в узких улицах, ледяные башни домов содрогались и гудели. Снегопада не было, но повсюду бешено неслась, крутясь и слепя глаза, густая белая мгла, приносимая с просторов Искара порывами ветра. А над всем этим буйством в небе ярко и спокойно горели звезды.

Холод пронизывал Конвея, его железные острия проникали до самого сердца. Он плотнее закутался в теплые меха. Сердце его билось все сильнее, кровь играла, отгоняя холод, а неистовые наскоки ветра вызывали у него какое-то странное воодушевление. Зрачки его расширились, стали черными и хищными, как у кошки. Быстрым шагом он двинулся вперед, уверенно ступая по голому льду и мерзлым камням.

Он знал, в каком направлении идти. Он определил его сразу же, как только увидел город, и оно навсегда врезалось ему в память.

Путь к озеру. К озеру Ушедших Навсегда.

Людей на улицах было немного, а те, кто все же попадался ему навстречу, не обращали на него внимания. Белый ветер окутал все вокруг мутным покрывалом, а Конвей ничем не бросался в глаза — просто худощавый мужчина с гордым лицом, который пригибаясь борется с порывами ветра, одинокий воин, идущий по своим делам.

Несколько раз он оборачивался, чтобы посмотреть, не следит ли за ним кто-нибудь. Он не мог забыть лицо Кра, выражавшее тайную радость, не мог избавиться от беспокойной мысли о том, почему старик так внезапно оставил людей с

Земли без присмотра. Но в тучах летящего снега никого не было видно.

Проверив, на месте ли маленький пистолет, он улыбнулся.

Он инстинктивно находил дорогу в запутанном лабиринте улиц, держась одного направления. Дома начали редеть. Неожиданно они кончились совсем, и Конвей оказался на открытой равнине, которая простиралась по другую сторону города. Высоко вверху на фоне звезд виднелись сверкающие горные пики.

Ветер обрушился на него всей своей мощью. Конвей встречал его лицом к лицу и, смеясь, шел и шел вперед по каменистым осыпям. Безумие, таившееся в нем с того момента, как он оказался на Искаре, теперь окончательно охватило его.

Какая-то часть его души осталась позади. Он слился воедино с ветром, снегом и угрюмыми скалами. Теперь они были для него как свои, и он был для них как свой. Они не могли причинить ему никакого вреда. Только горные пики угрожающе смотрели на него сверху, и ему казалось, что они словно чем-то разгневаны.

В его сознании начинали мелькать отзвуки его сна, но пока еще очень слабые. Он еще не испытывал страха. Он чувствовал, что почему-то счастлив. Никогда еще он не был более одинок, но не ощущал одиночества. Что-то свирепое и могучее проснулось в нем в ответ на свирепую мощь бури, и его охватило чувство гордости и уверенность, что здесь, на Искаре, он не уступит любому из его воинов.

Город уже затерялся вдали. По обе стороны поднимались белые стены ущелья, теперь туманные и бесформенные, — скрытые завесой бури, они незаметно сдвигались все ближе. Время для него словно исчезло, почти исчезло и пространство, как будто он существовал в своем собственном измерении.

И в этом его собственном мире ему не показалось странным и неуместным, когда сквозь рев ветра до него донесся едва слышный крик Саэль, когда, обернувшись, он увидел, как она изо всех сил спешит вслед за ним, легко перепрыгивая через камни.