Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

Когда Конна пришел к озеру Ущедших Навсегда в последний раз, он оставил меха и копье Искара и снова надел кожаный комбинезон космолетчика и пояс с пистолетом в кобуре. Он принес свинцовый контейнер, чтобы привезти с собой доказательство существования озера и его богатств.

Но в тот момент когда он брал пробу — которая в конечном счете должна была стать причиной уничтожения озера вместе, со всем, что оно означало для Искара, — пришла светловолосая девушка. Глаза ее были полны страдания и мольбы, и с ней был ребенок, теперь уже большой мальчик, почти двух лет от роду.

И сын Конны вдруг громко вскрикнул и покачнулся, так что Саэль пришлось протянуть ему руку, и он вцепился в ее руку, чувствуя, как все вокруг него плывет и погружается в темноту.

«Теперь я знаю! Я знаю, откуда этот страх во сне!»

На поверхности озера тень ребенка с недоумением и ужасом смотрела, как его мать выхватила маленькую тяжелую коробочку из рук его отца — его отца, который стал таким странным и все время сердился, а теперь надел какую-то странную черную одежду-

Он смотрел, как его мать, плача, умоляла отца остановиться, подумать, не уничтожать их всех.

Но Конна не хотел остановиться. Он вышел на бой и проиграл его, но не хотел остановиться.

Он попытался отнять у нее коробочку. Несколько мгновений он и девушка балансировали на самом краю озера. А потом — быстро, так быстро, что она успела, падая, бросить на Конну только один взгляд, — девушка упала вниз. Потревоженное холодное пламя озера вскипело, она погрузилась в него и навсегда исчезла из виду.

Ребенок закричал и кинулся к краю. Он тоже упал бы вниз, если бы отец не удержал его.

Долго стоял там Конна, держа на руках плачущего ребенка. Девушка унесла с собой свинцовую коробочку, но Конна забыл об этом. Он забыл обо всем, кроме того, что его подруга мертва, что он убил ее. И у него было такое чувство, словно и сам он умер.

А потом он повернулся и бросился бежать, неся на руках ребенка.

Поверхность озера снова стала такой, какой была раньше, — темной и неподвижной.

Рэнд Конвей медленно опустился на колени. Он ощущал во всем теле какую-то тяжесть, словно перенес долгую болезнь. Силы покинули его. Он стоял на коленях на обледеневших камнях, не шевелясь и молча, ничего не чувствуя, ни о чем не думая. Как сквозь туман он увидел, что Саэль стоит на коленях рядом с ним, заметил, что все еще крепко держится за ее руку.

Через некоторое время он поднял глаза на Кра:

— Вот почему ты дал мне возможность покинуть, Кра. Я был сыном Конны, — но я был и сыном твоей дочери.

— Ради нее, — медленно произнес Кра, — я бы отпустил тебя.

Конвей кивнул. Он испытывал громадную усталость. Теперь ему стало ясно многое. Все изменилось. Странно, очень странно.

От руки Саэль, которую он по-прежнему сжимал, исходило тепло и утешение.

Он медленно вытащил из-за пояса маленький пистолет и свинцовый пузырек и, разжав ладонь, дал им упасть вниз.

— Отец моей матери, — сказал он, обращаясь к Кра, — оставь мне жизнь.

Он склонил голову и ждал.

Но Кра не ответил. Он только спросил:

— Конна жив?

— Нет. Он заплатил за ее жизнь, Кра, своей жизнью.

— Это хорошо, — прошептал старик.

И его сыновья отозвались, словно эхо:

— Это хорошо.

Конвей поднялся на нош. Настроение его изменилось — он уже не чувствовал прежней усталой покорности.

— Кра, — сказал он. — На мне нет вины за преступление Конны, а что до меня самого — ты знаешь сам. Я вашей крови, старик. Я больше не буду ни о чем просить. Беритесь за свои копья, дайте копье мне, и мы посмотрим, кому суждено умереть!

Угрюмая усмешка промелькнула на лице Кра. Он пристально вгляделся в глаза своего внука, а потом кивнул:

— Ты моей крови. И я думаю, что ты не забудешь. Никто не возьмется за копья.

Он сделал шаг назад. Конвей сказал:

— Отпусти остальных. Они ничего не знают об озере и никогда не узнают. Я остаюсь на Искаре. — Он прижал к себе Саэль. — Еще одно, Кра. Саэль не должна понести наказание.

Снова на губах Кра промелькнула угрюмая усмешка. В глазах его стало чуть меньше ледяного холода. Со временем, подумал Конвей, прежняя ожесточенность, может быть, исчезнет совсем.

— Вы стояли рядом у озера, — сказал Кра. — Это наша брачная церемония. Поэтому, если кто-то побьет Саэль, ты знаешь, что тебе делать.

Он круто повернулся и вышел из пещеры, вслед за ним вышли сыновья. Медленно, еще не зная, что сказать, Рэнд Конвей и Саэль двинулись за ними — в узкое ущелье, уже не страшное для человека, который наконец обрел свою планету.

Позади них лежало озеро Ушедших Навсегда, недвижное и черное, словно перебиравшее воспоминания, и любовь, и ненависть, и печали целой планеты, которые копились в нем с самого начала времен и теперь будут покоиться в безопасности до конца времен.

Тони Харра вышел на базарную площадь Камара, направляясь к улице Игроков. Кислое вино тяжело плескалось у него в желудке, в карманах было пусто, и он не спешил. Ждал его проигрыш или удача — спешить все равно было некуда. Он бездельничал, а где и бездельничать землянину, как не на Камаре?

Ветерок неторопливо бродил по узкими улочкам, и пламя факелов, которые испокон веков горели под низким красным небом, колыхалось под его порывами. Пахло жаром и серой вулканического сердца Ганимеда. Даже здесь, на плато, вознесенном на тысячу футов над джунглями, от этих запахов было некуда деться. Но панельные крыши домов были широко раздвинуты, ибо иного воздуха для дыхания все равно не было.

Над суетой и гулом базара в непроглядной тьме космоса висела огромная, ослепительно желтая звезда Солнца. Половину небосвода занимала туманная громада Юпитера, перетянутая пурпурными, алыми и серыми полосами. В пространстве между Солнцем и Юпитером плыла вереница лун, которые, сверкая отраженным друг от друга свечением, вспыхивали, блестели и сияли.

Харру не волновала эта величественная картина. Слишком давно он любовался ею.

Он протолкался через площадь к тому ее месту, где улица Игроков сливалась с улицами Девственниц и Воров; по пятам за ним мохнатой тенью следовал Ток, абориген, дитя лесов с глазами лемура, который принадлежал Харре и преданно любил его.

Харра почти пересек площадь, когда услышал стремительные ритмы музыки. Ток внезапно выкинул лапку, похожую на руку человека, схватил своего хозяина за рубашку и сказал: «Господин — ждать!»

Удивившись тревожным ноткам в его голосе, Харра повернулся и открыл было рот, чтобы ответить, но не вымолвил ни слова. Его остановило выражение глаз Тока. За их странной растерянностью чувствовался откровенный страх.