Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

Он миновал скалы, скрывавшие выход. Теперь он уже не ощущал своих движений. В каком-то оцепенении, холодном, как лед, он вошел в открывшуюся позади скал пещеру и наконец увидел озеро Ушедших Навсегда.

Оно было черным, это озеро. Совершенно черное и неподвижное, лежало оно в своей зубчатой каменной колыбели под сводчатой кровлей, которую образовывали сошедшиеся наконец горы.

«Какая странная чернота», — подумал Конвей и содрогнулся: кошмар все еще сжимал его сердце. Он вгляделся в воды озера и вдруг, словно он всегда это знал, понял — оно похоже на зрачок какого-то живого существа, который, сам не испуская света, вбирает в себя весь свет, падающий на него извне.

Он увидел в этом огромном недвижном глазу отражения себя самого и Саэль рядом с ним. Там, где находились эти отражения, проступали едва заметные контуры, похожие на сверкающий морозный узор, словно озеро какой-то светящейся кислотой вытравляло на своей поверхности изображения всего, что оно видит.

Тихими шагами к ним подошли сзади еще шесть теней — Кра и пятеро его сыновей. Конвей видел, что они в большом гневе, но свои копья они оставили снаружи.

— Мы не можем убивать здесь, — произнес Кра медленно. — Но мы можем не позволить- тебе сделать то, что ты хочешь сделать.

— Откуда вы знаете, что я хочу сделать? — спросил Конвей, и на его лице появилось странное выражение, словно он прислушивался к каким-то далеким голосам, говорившим на неведомом языке.

— Как твой отец пришел до тебя, — ответил Кра, — так и ты пришел, чтобы украсть у нас тайну озера.

— Да, — сказал Конвей рассеянно. — Да, это так.

Старик и его рослые сыновья подошли ближе и окружили

Конвея, и тут между ними встала Саэль.

— Подождите! — сказала она.

В первый раз они дали понять, что заметили девушку.

— За свое вмешательство, — мрачно сказал Кра, — ты ответишь позже.

— Нет! — вызывающе выкрикнула она. — Я не буду отвечать! Послушай! Когда-то ты любил Конну. Ты учился у него хорошему. Его подруга была счастлива, она не была рабой: Он принес на Искар мудрость — но теперь ты ненавидишь Конну, ты все забыл. Я иду на Землю с сыном Конны. Но сначала он должен прийти сюда. Так надо. Но ты хочешь его убить, ты полон ненависти к Рэнду, — и поэтому я пришла, чтобы спасти его. — Она стояла перед Кра — маленькая серая мышка, которая вдруг превратилась в ослепительное существо, охваченное испепеляющим Гневом. — Всю мою жизнь — только ненависть! Из-за Рэнда ты хочешь убить память о Конне, ты учишь людей ненавидеть и бояться. Но моя мать училась у Конны. Я училась у нее - и я не забуду! Рэнд счастлив, свободен. Моя мать знает — и я не забуду!

Конвей был потрясен: он понял, что она говорит не о .нем, а о каком-то другом Рэнде. Он слушал девушку, и в душе его воцарилось спокойствие — такое же глубокое и угрюмое, как спокойствие этого озера.

— Ты не убьешь, старик, — прошептала Саэль. — Не сейчас. Дай ему увидеть, дай ему понять. Потом убей, если он — зло. — Она круто повернулась. — Сын Конны! Посмотри в озеро. Все, кто умер на Искаре, погребены здесь. Они ушли навсегда, но память о них живет. Все приходили сюда живыми, чтобы озеро помнило. Смотри, сын Конны, и думай о своем отце!

Все еще ощущая это странное спокойствие, тяжело лежавшее у него на сердце, Рэнд Конвей поглядел в озеро и сделал то, что велела ему Саэль. Кра и его сыновья тоже смотрели не шевелясь.

Сначала он не видел ничего, кроме бездонной черной глубины. «Оно полужидкое, — говорилось в записках его отца — в тех записках, которые он скрыл от всех, — и в этом тяжелом веществе взвешены частицы какого-то трансуранового элемента — возможно, неизвестного нам изотопа самого урана. Бессчетное богатство — и бессчетное страдание! Моя душа там, она осталась в озере Ушедших Навсегда».

Рэнд Конвей стоял в ожидании, и все его мысли были об отце. Об отце, который умер, скорбя о том, что никогда не вернется сюда.

Медленно-медленно в озере возникло изображение его отца — призрачный образ, словно очерченный холодным пламенем в абсолютной тьме.

Это не было собственным воспоминанием Рэнда Конвея, отразившимся в озере, потому что это не был тот человек, которого он знал, — преждевременно состарившийся и сломленный тоской. Этот человек был молод, и лицо у него было счастливое.

Он обернулся и поманил кого-то, кто стоял позади него. Появился силуэт девушки, и он обнял ее за плечи. Они стояли рядом, и хриплое рыдание вырвалось у старого Кра. Конвей понял, что его отец и прекрасная светловолосая девушка стояли там, где сейчас стоит он, на 6epeiy озера, и смотрели в него, как сейчас смотрит он, чтобы их отражения навеки запечатлелись в неведомой черной глубине.

Они поцеловались. И Саэль прошептала:

— Посмотри на ее лицо — оно сияет от радости.

Силуэты шевельнулись и исчезли. Конвей продолжал смотреть, не испытывая никаких чувств, даже страха. Какой-то уголок его мозга даже улучил минуту, чтобы порассуждать об электрических импульсах мыслей, о том, как Moiyr они придавать форму свободной энергии неведомого вещества озера, превращая его в нечто вроде второго, подспудного сознания каждого жителя Искара — в хранилище, из которого можно по желанию вызывать все воспоминания целой расы.

Глаз озера видел все и теперь, побуждаемый их напряженно работающей мыслью, воспроизводил запечатленные в нем образы, словно неумолимо разворачивая перед ними кадры какого-то космического фильма.

Шаг за шагом следил Рэнд Конвей за тем, как распадается душа человека. И ему было легко это понять, потому что его собственная жизнь прошла под знаком той же самой всепожирающей алчности.

Конна снова и снова приходил к озеру один. Казалось, оно неодолимо притягивает его. В конце концов, он был изыскатель, много лет мечтавший об одном — найти золотую жилу. В конце концов он принес с собой приборы, проделал анализы, и тогда зачарованность перешла в алчность, а та со временем — в безумие.

Конна боролся с безумием, и не зря. Снова появилась девушка. На этот раз с ней были Кра и его сыновья, еще молодые и не такие ожесточенные, как сейчас, и какие-то другие люди, которых Конвей не знал. Это было, очевидно, ритуальное посещение, и оно имело какое-то отношение к новорожденному, которого девушка держала на руках.

Сердце Рэнда Конвея сжалось так, что почти перестало биться. И сквозь ледяное оцепенение, охватившее его, снова начал просачиваться прежний страх, боязнь того кошмара, в котором от него скрыто что-то такое, чего он не в силах вынести.

Конна, девушка, новорожденный.

«Мне не уйти. Я не смогу пробудиться от этого сна».

Внутренняя борьба бушевала в душе Конны. Он должен был испытывать все муки ада, потому что было ясно: то, что он собирается сделать, разлучит его со всеми, кого он любил. Но он уже утратил здравый рассудок. Озеро насмехалось над ним, дразнило его своими невероятными богатствами, и он не мог про это забыть.