Александра Баркова - После пламени. Сборник

Её разбухшая туша перекрывала выход из ущелья. Я быстро перебрал в уме возможные варианты действий. Сбросить телесный облик? Отступить и двинуться обходным путём? Нет. Это значило бы признать поражение, показать слабость — и немедленно превратиться для твари из противника в добычу. Я должен был заставить Унголианту подчиниться. Силой или обманом, неважно. Лишь бы не пустить её в Эндорэ.

Я достал те несколько самоцветов, который успел забрать из Сокровищницы прежде, чем там начала хозяйничать моя ненасытная спутница. Рукотворные камни Феанора. Как бы я ни относился теперь к Пламенному, не годилось такой красоте сгинуть в утробе Паучихи. И я спас их. Думал, что спас.

— Вот,— я швырнул самоцветы на землю перед тварью и невольно отвел глаза, чтобы не видеть, как она уничтожит их. Я помнил, как они создавались. Кое-что мы с Феанором творили вместе.— Вот. Больше я тебе ничего не должен. Отойди с дороги.

— Ты несёшь Свет,— отозвалась Унголианта.— Отдай мне его и ступай, куда хочешь.

Чего я уж точно не мог допустить — это чтобы она получила ещё и силу Сильмарилов. Даже если не принимать в расчёт мои собственные виды на Камни.

— Отойди с дороги,— я выхватил меч и шагнул к ней.— Этот Свет мой, и ты его не получишь.

Я надеялся, что она испугается.

Не испугалась.

Шансов на победу у меня не было — я очень скоро убедился в этом. Биться приходилось не столько мечом, сколько Силой. А Сила, которую я вкладывал в каждый удар, становилась пищей моей противнице. Унголианта ещё увеличилась в размерах. Я начал уставать.

Позвать на подмогу? Кого? Откуда мне знать, что могло случиться в Эндорэ за почти восемь аманских столетий? Ждут ли меня здесь? Верны ли прежнему Властелину? Кто явится на мой зов и явится ли хоть кто-нибудь? А если явится — мне ли на помощь? Слишком много вопросов. Слишком велик риск.

Несколькими энергичными выпадами я всё же заставил Паучиху отступить — на время. И бросил меч. Достать ларец и откинуть крышку было делом нескольких мгновений. Венец Феанора был поистине достойной оправой для Сильмарилов — даже если видеть только внешнюю его красоту, не имея представления об истинной сути. Тончайшие нити Силы переплетались с филигранным узором так, чтобы сдерживать мощь Камней, направляя её на созидание. Уникальный инструмент, предназначенный для двух величайших мастеров Арды. Инструмент, при помощи которого мы с Феанором должны были преобразить мир.

Но сейчас мне было нужно оружие.

Серебро со стоном сломалось под пальцами. Я отшвырнул изуродованный кусок металла. Камни лежали теперь в моих ладонях — все три.

Унголианта медлила, пока не решаясь напасть.

Свет Сильмарилов и подземное пламя слились в единой мелодии. Я ждал, пока Музыка достигнет апофеоза — тогда и только тогда я собирался нанести удар. Единственный. Второго бы не понадобилось.

И вдруг что-то сломалось в Песне — я не понял, в чём дело, почему возник диссонанс. Просто голоса Камней перестали звучать в унисон с моей Музыкой.

Паучиха почувствовала это мгновенно и снова двинулась на меня, оттесняя к скалам, а я всё пытался подчинить себе Сильмарили. Силой. На поиск гармонии с ними просто не оставалось времени. Но чем мощнее был напор моей воли, тем яростнее сопротивлялись ей Камни. Я уже еле удерживал их — казалось, они превратились в капли расплавленного металла и сжигают мою плоть.

Только бы не уронить…

Я отступил еще на несколько шагов и уперся спиной в скалу, сжимая дрожащими от боли пальцами бесполезные Камни. Унголианта подползла ближе. Она не спешила. Может быть, наслаждалась сознанием своей победы, а может, всё еще остерегалась.

Я очень ясно представил, что будет, когда эта тварь прикончит меня и поглотит Сильмарили. Её голод только усилится. В Аман Паучиха, само собой, не вернётся. Зачем, если есть Эндорэ? Земли, оставшиеся без хозяина. Земли, которые некому защитить.

Земли, которые ждали моего возвращения.

Не дождались.

Боль и отчаяние прорвались криком. Скалы ущелья подхватили мой голос, усилили, а ветер понёс его дальше. Эндорэ ещё не забыло мою Музыку.

Паутина захлестнула колени — я грохнулся на бок, прижимая к груди стиснутые кулаки. Следующая петля затянулась на горле… пока, правда, не до конца. Кажется, Унголианта обращалась ко мне… я не ответил.

…Огненный сполох разорвал окружившую меня черноту. Ещё один. И ещё. Я не понял, что это. Осознал только, что в такт этим вспышкам боль в моих истерзанных руках резко усиливается.

Мир заволокло красным.

— …Властелин…

Я с трудом разлепил веки и попробовал шевельнуться.

— Что… произошло? — язык ворочался с трудом, но на мысленную речь сил не было вовсе.

— Мы успели вовремя,— Саурон казался растерянным.— Отчего ты не позвал нас раньше?

Я предпочёл не услышать этот вопрос. Приподнялся на локте и попытался оглядеться.

— Паучиха?

— Бежала. Готмог преследует её со своими ребятами.

— Ларец,— прохрипел я.— Здесь где-то должен быть ларец.

Мой помощник молча подобрал его и поднёс мне. Удивительно, но Сильмарили по-прежнему были у меня в руках. Какое-то мгновение мне казалось, что я уже никогда не смогу разжать сведённые судорогой пальцы. Смог. Камни звякнули о металл. Саурон опустил крышку.

— Что это, Властелин?

— Будущее Арды.

Феанор стоял на балконе. Внизу, за мощным каменным парапетом была ужасающая крутизна, и нолдо нравилось смотреть в эту бездну.

Ветер, дующий на такой высоте просто со всех сторон, играл с ничем не перехваченными волосами нолдо — по аманской привычке Феанор не носил обода на голове. В Валиноре он это делал, чтобы подчеркнуть своё несходство с Финголфином, красовавшимся в серебряном венце (едва не малой короне!), а здесь… просто привычка. Ветер закидывал длинные чёрные пряди Феанору на лицо то справа, то слева, то убирал их, то норовил перекинуть с затылка — но безучастный мастер не реагировал на эти шалости.

В конце концов ветер устал от бесплодных попыток привлечь внимание нолдо. Стих. Феанор не заметил и этого.

После недавнего разговора с Маэдросом он вообще мало что замечал.

О работе думать не мог. Да и то — какая это работа? Так, руки размять. Ничего серьёзного.

Тёмный Вала почувствовал, что с Феанором снова что-то неладно. Пламенному нелегко было привыкнуть к жизни в Ангбанде — несмотря на полную свободу, несмотря на заботу Мелькора, несмотря на то, что война прекратилась. Чужая Музыка, чужой дом, чужой народ. Но мастер не может утратить своё призвание, как невозможно разучиться дышать. Коридоры крепости постоянно норовили привести Пламенного то в кузницу, то к спуску в шахты. Да и сам Мелькор частенько, словно бы невзначай, упоминал в разговорах металлы да камни. О деле , впрочем, пока молчал. Ждал, пока Феанор привыкнет.