Александра Баркова - После пламени. Сборник

Деваться было некуда: если Мелькор хочет встречать его как героя — придется терпеть.

Едва нолдо спешился, как в проёме ворот показалась ещё одна фигура. Мелькор. В чёрном плаще. Туника, правда, не длинная, как у майар, до колен только. Впрочем, Властелину Эндорэ не требовались парадные одеяния или иные знаки отличия, чтобы выглядеть величественным. Слишком явственно было ощущение силы, исходившей от него. Сила окутывала его, словно второй плащ. Сила венчала его непокрытую голову, словно корона из тёмного пламени. Сила была его сутью и его Музыкой.

Феанор шёл ему навстречу. Спокойно и неторопливо. Он умел это делать. У него были века в Амане, чтобы научить себя держаться под сотнями и тысячами взглядов. Здесь смотрящих было меньше, но идти было труднее.

Пламенный старательно сделал лицо бесстрастным: герой не имеет права хмуриться. А Мелькор сейчас делает из него — героя.

Феанор шёл, отведя плечи назад и чуть вниз, левая рука непринуждённо лежит на рукояти меча, правая плетью висит — только вот «плеть» эта почему-то совершенно неподвижна: расслабленность нолдо была чисто внешней. Голова поднята — без высокомерия, спокойно.

Ритуал, который исполняют по необходимости.

— Приветствую тебя, победитель Унголианты,— заговорил Тёмный Вала.— Воистину великое деяние ты свершил, и безмерной своею доблестью заслужил мою вечную благодарность.

Валарин как нельзя лучше подходит для торжественных речей. Слова падали размеренно, словно удары молота. Мелькор работал. Работал над новым положением Феанора в Ангбанде. Надо, чтобы майар перестали считать Пламенного чужаком. Надо, чтобы они увидели в нём, если не равного себе, то хотя бы нечто большее, чем Воплощённого. Надо, чтобы Цитадель стала, наконец, для Феанора домом. И как раз сейчас наступил подходящий момент, чтобы расставить всё по местам. Заготовка раскалена — осталось лишь придать ей нужную форму.

Три цвета. Три света. Рдяно-алое пламя балрогов. Незримый Тёмный Пламень, идущий от Мелькора и его майар. И Свет Сильмарилов. Три — вместе.

Опуститься на одно колено — это так естественно: Владыка приветствует и славит тебя, а ты, судорожно собирая остатки скромности, склоняешься перед ним.

Так было в Амане. Много раз.

Неужели здесь будет так же?!

Нет!

Феанор глотает комок в горле. Надо отвечать.

Владыкой Мелькор не был и быть не может. «Владыки» были в Амане. Властелином — как для этих одиннадцати — он не станет никогда. Он был и будет — другом. А другу говорят правду.

Наклон головы. И только.

— Мой поступок не стоит такой благодарности. Любой из собравшихся здесь сделал бы то же самое, обладай он Силой для этого.

Десять пар глаз вспыхнули гневом на беспримерную дерзость нолдо. Лишь один взгляд остался бесстрастным. Спокойный и твёрдый взгляд Саурона.

Мелькор не изменился в лице. Столетия владычества над Эндорэ и плен в Амане были хорошей школой. Никто из Детей не заметил бы ни досады его, ни мгновенно обузданной вспышки ужаса перед тем, что навлёк на себя Феанор непродуманной речью. Никто из Детей… но Поющие не могли не услышать короткого сбоя в мелодии. Всего-то несколько нот — Властелин Эндорэ почти сразу овладел собой. Семь ударов сердца — время, необходимое, чтобы сообразить, как спасти положение. Ещё три удара, чтобы величаво приблизиться к Феанору, встать рядом с ним и обнять за плечи — не то покровительственно, не то дружески.

— Ты свершил то, что необходимо было свершить,— сказал чуть менее торжественно.— С возвращением домой , Феанор.

Они миновали ворота вместе — плечом к плечу, шаг в шаг. Одиннадцать майар молча вошли следом.

Галоп отлично выгоняет из головы все лишние мысли.

Вот уже не первый день.

Мелькору бы ничего не стоило сбросить обличье и перенестись в Хильдориэн… или к его границам — но он хочет, чтобы земли Эндорэ запомнили для атани путь из Хильдориэна в Ангбанд.

Я не спорю. Я просто мчусь следом.

И если о чём и думаю, то это о границе… да ещё о том, что Ломэноссэ — отличный конь. Потому что он — и не конь вовсе. Ему бы с Нахаром в быстроте тягаться. Оба серые в яблоках, только Нахар посветлее.

Интересно, знает ли Нахар ту дорогу, по которой сейчас мчимся мы? Ездил ли Оромэ к Хильдориэну? Существует ли эта граница в реальности — или только в моём воображении?

Скачем… Равнины, холмы, горы, равнины… Редкие привалы. Из-за меня. Из нас четверых я — самый слабый. Непривычно.

Вперед! К Людям. И не думать о том, что осталось позади. Не думать о Маэдросе на Тангородриме! Не думать о том, что он упорно молчит в ответ на любые, самые добрые, самые искренние, самые участливые слова! Не думать!

Сейчас в наших руках — судьбы Людей. Судьба Эндорэ — да что Эндорэ: Арды! Второго Хора.

То, ради чего я ковал этот Венец. То, ради чего я ковал его именно так…

И вот об этом тоже — лучше не думать.

Мелькор коснулся сознания Бурузуруса, и конь перешёл на шаг. Впрочем, не конь. Дух, воплощённый в теле рослого тонконогого жеребца с чёрной, без единой отметины, атласной шкурой. Уздечки на Бурузурусе не было, да она и не требовалась.

Тёмный Вала вгляделся в хмурое лицо Феанора и покачал головой.

— Тебя что-то тревожит,— это было утверждение, а не вопрос.— Думаешь, мы не учли чего-то?

При духах-конях можно было без опасения говорить вслух: их воля была полностью подчинена Мелькору. Тёмный Вала, правда, всё равно предпочитал обычных лошадей — на них ездить труднее. Но на этот раз важнее была надёжность.

Феанор сжал коленями бока Ломэ, придерживая его. Говорить о Маэдросе он не хотел: сколько можно?! Годы идут — и ничего нового. И, видимо, как ни старайся… хватит !

— Мы учли главное,— он кусал губы,— что мы играем вслепую. Почему ты упорно не хочешь поверить в существование границы?