Александра Баркова - После пламени. Сборник

Майэ поняла его. Её тон резко изменился.

— К кому ты возвращаешься, Феанор?! К убийце своего отца!

— Счёты между мною и Мелькором касаются только двоих во всём Эа: меня — и Мелькора.

— Ты ошибаешься! Мелькор — Враг! Враг — прежде, чем слово «Эа!» прозвучало.

Феанор снова улыбнулся — так с улыбкой глядят на ошибку ребёнка:

— Ты говоришь: он Враг. Ты ещё забыла сказать, что он разрушал всё, что вы творили. А он то же самое может сказать про вас. Вы с не меньшей последовательностью уничтожали его творения. Почему же я должен уйти от него и прийти к вам?

— Потому что он — Зло! Разрушение!

— Не‑ет. Совсем недавно я видел Зло. Разрушение ради разрушения. Я уничтожил это . Унголианты больше не существует.

— Феанор, опомнись! Кем ты собираешься быть для Мелькора — героем на побегушках?

— Я дважды обязан ему жизнью,— тихо ответил мастер.— И второй раз он спас меня, когда я был его врагом.

— О наивность! — всплеснула руками майэ.— Он спас тебя лишь потому, что ты ему нужен. Там, где тебе грезится благородство, там Мелькора ведёт лишь сухой расчёт.

Феанор вздрогнул. Ответил едва слышно:

— А я наивно полагал, что майэр Ирмо снимают боль, а не причиняют её.

— Иное исцеление болезненно,— возразила Мелиан.

— Чего же ты хочешь от меня? — сощурился нолдо.

— Феанор, в твоём Венце сила, сравнимая с мощью Валар. Перед тобой лежит Эндорэ. Избери любой путь, кроме пути на север!

— Тебе не кажется, что это будет называться предательством?

— По отношению к Врагу!

— Так.— Феанор усмехнулся.— С чувствами всё ясно. Поговорим о судьбе Эндорэ.

В лице Мелиан сейчас не было мягкости и очарования, присущего майэр Ирмо. Это было лицо Королевы.

— Итак, ты предлагаешь мне выбрать местечко в Эндорэ, которое мне наиболее по душе, поселиться там и начать…

— Исцелять раны, нанесённые миру Мелькором,— тихо подсказала Мелиан.

Феанор поклонился с откровенной насмешкой.

— Отлично! А потом Мелькор, не простивший мне предательства, явится ко мне «в гости». В моём Венце — огромная сила и… дальнейшее ясно. Я молчу о том, что ты мне предлагаешь биться против моего друга,— мы договорились забыть о чувствах. Но — ты мне предлагаешь начать войну, которая Эндорэ уничтожит. Странный способ заботиться об Эндорэ ты избрала.

— Служить Врагу — это лучший способ?

— Любая жизнь лучше, чем война.

— И это говоришь ты? Пришедший в Эндорэ с войной?

— В мире нет ничего неизменного, майэ Мелиан. За исключением, разумеется, красоты Айнур,— он улыбнулся, но тут же посерьёзнел.— Совершать ошибки — меньшая беда, чем упорствовать в них.

— И ты будешь служить ему?! Ты, прославленный своей дерзостью по обоим берегам Белегаэра!

— Пока что от этой «службы» было лишь благо,— снова усмехнулся нолдо.— И службой я это не считаю. Я едва не единственный в Ангбанде, кто может сказать Мелькору «нет!». И не просто сказать, а быть услышанным. Будучи другом Мелькора, я смогу сделать для Эндорэ гораздо больше, чем став его врагом.

Миновала одна, другая, третья дюжина дней — а для меня ничего не изменилось. Значит, заложник ещё нужен. Значит, отец жив.

И не просто жив. А — на свободе.

Эру услышал мои мольбы.

И, раз это так, значит — не всё ещё потеряно для народа нолдор. Пусть Валар отреклись от нас, но милосердие Единого — с нами.

От этих мыслей я был счастлив.

Стоило терпеть эту многолетнюю пытку, чтобы узнать: проклятые Валарами, мы не отвергнуты Единым.

Значит, для нашего народа ещё ничего не кончено.

Тем более, что отец — на свободе.

Так думал я, и был счастлив своими грезами, когда в глаза мне ударил Свет.

Светящаяся точка, вдвое крупнее и ярче самой яркой из звёзд.

Сильмарили.

У них было непостижимое свойство: что вблизи, что издалека — их Свет был одинаково ярок.

Сейчас я видел их более чем за сотню лиг — тот, кто вёз их, спускался с восточных перевалов Нагорья.

Сильмарили возвращаются в Ангбанд!

Я не хотел, не желал, не мог в это поверить!

Но я видел, что путь убийцы отца ведёт прямо к Тангородриму. Не сворачивая. Не уклоняясь.

Я смотрел на его приближение с ужасом, и во мне не осталось ни слёз, ни крика.

Убийца отца ?! — но…

Меня прошиб холодный пот.

Ведь я не почувствовал его смерти!

Я не верил до последнего.

И я впервые за эти годы воззвал к отцу. Воззвал, ища его мыслью пусть даже в самых дальних углах Эндорэ! Воззвал — и от этого напряжения, на миг превозмогшего давящую силу Врага, сердце сжало, будто когтями.

«Отец!!»

Ответ пришёл немедленно. Не издалека.

Рядом.

«Маэдрос! Я хотел поговорить с тобой».

Отец… не верю. Верю во что угодно, только не в это!

Но — я его уже просто видел.

Посадка на коне, осанка… а потом и лицо.

Наивный щенок! Я сгорал со стыда, вспоминая свою молитву.

О ком я молился?! Ради кого взывал к Единому?! Он — даже не раб Врага. Он теперь — часть Ангбанда.

Феанор — воин Моргота.

Он продал смерть Короля за возвращение Сильмарилов.

Он кричал в Тирионе: «Вернуть Сильмарили любой ценой!».

Ну вот и вернул.

Любой.

…А Сильмарили — светят. Светят так же ясно и чисто, как когда-то. Почему же они не сожгут дотла предателя из предателей?!

Того, кто предал свой народ. Кто предал сам себя. Кто предал своего отца и Короля.

Зачем жить? Зачем бороться за ясность разума, за непреклонность воли? — если свершено самое страшное преступление:

ФЕАНОР ДОБРОВОЛЬНО СЛУЖИТ МОРГОТУ.

Голова Маэдроса бессильно упала набок, и ноги сами собой соскользнули в бездну.

Чёрное беспамятство поглотило сына Феанора.

В Ангбанде Феанора ждали. И явно готовились к встрече. Нолдора отделяло от крепости не меньше пяти сотен локтей, когда из срединного жерла Тангородрима бесшумно выплеснулся язык лавы, сбежал вниз по склону и рассыпался багровыми протуберанцами у подножия горы. Балроги выстроились двумя полукругами — казалось, площадь перед воротами осветило множество костров.

Медленно разошлись огромные створки, пропуская одиннадцать майар. Сподвижники Мелькора, обычно очень не похожие друг на друга, на сей раз все, как один, были в длинных чёрных одеяниях. Лишь узор на застёжках плащей и на металлических обручах, венчающих головы, был различным. Поющие остановились по обеим сторонам ворот — шестеро справа, пятеро слева — и застыли, как изваяния, оставив широкий проход в центре.

Ломенуз приветственно заржал.

Феанор скривился, закусил губу. Торжественная встреча его совершенно не радовала: ещё в Амане он пресытился пышными чествованиями, которые… н‑да, часто они были лишь ширмой для прямо противоположных чувств. Нолофинвэ, Нерданэль — Феанор заставил себя отогнать мысли о них.