Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Жена права, скаженное место. Сбились с дороги, не выбрались и вот – получили. А ведь столько знаков…

Мир предстал черно-белым, как рисунок углем на мраморе. Возок стоял на небольшой полянке, окруженный деревами, как он сумел проскочить мимо них незаметно ни для правящей лошадью Байи, ни для обоих всадников, что постоянно находились при ней, оставалось загадкой. Повед завозился с костром, наемник же выбравшись с полянки, стал искать дорогу, отъезжая прочь все расширяющимися кругами. Вокруг только снег и снег, счастье, сейчас он почти перестал сыпать, лишь мелкое крошево сходило с выбеленных небес, по цвету неотличимых от земли. Казалось, мир засыпало снегом совершенно, и Мертвец бредет где-то внутри огромного шара, тщетно пытаясь найти прежний путь. Ветер успокоился, перестал проникать за шиворот, но ветви дерев, да и сами стволы почти полностью скрылись, облепленные снегом, теперь, когда мороз прихватил, даже потряхивание не сбивало с веток белый нарост, выпавшая погода сделала поиск дороги занятием крайне сложным. Потерялись все меты, все знаки, да, хмуро подумал наемник, только оставляемые им следы и спасают, действительно дурное место. Невозможно понять, что впереди – кряжистый дуб или тонкая осина и как далеко до него. Меты спутались, перемешались, несколько раз он буквально упирался в стволы, тут и лошадь оказалась бессильна, и оттого беспокойно ржала, не понимая, что произошло с миром.

Лишь через час блужданий он понял, что выбрался на дорогу. Длинный коридор черных ветвей простирался над его головой, уходя в каждую сторону сажен на двадцать, стволы же будто оказались за мутными кривыми стеклами, то тонкие, то разом толстые, непонятные, сливающиеся друг с другом, и далеко и близко, и достать рукой и не дойти.

Он крикнул Поведу, тот отозвался немедля, только перекликаясь они сумели проложить тропу до тракта, а затем и вытащить на него возок. Лошадь упиралась, приходилось вести ее под уздцы. Даже выбравшись на дорогу, она недовольно похрапывала и изредка ржала, кося черным глазом. Подковы пробивали мерзлый снег, доходя до образовавшейся надели и, несмотря на шипы, все равно скользили. Лишь когда ухабы закончились окончательно, стало понятно – вот этот белый коридор и есть дорога, и он не кончится через мгновение ударом носа в невидимое доселе древо, – она немного успокоилась. Но все одно, Поведу пришлось спешиться, а наемнику ехать в разведку, указуя путь своими следами. Несколько раз он ошибался, но двигался уверенно, не давая себе роздыху, а мрачным мыслям о скаженном месте простора в голове.

Неожиданно его догнал Повед.

– Ты уверен, что мы движемся в нужную сторону? – вдруг произнес он. – Солнца не видно, деревья непонятно где и какие, и прошлым днем по левую сторону от тракта была река. Сейчас она где?

– В снегу. Не волнуйся, я уже высмотрел, куда двигаться.

Наемник едва только выбрался на тракт, пытался понять, верно ли выбрано направление, едут они обратно в сторону убитой своры людоедов или движутся в нужную сторону. Пурга замела все следы, сообразить, куда теперь ведет их дорога, оказалось делом непростым. Солнце давно взошло и теперь, бродя где-то за облаками, спутывало направление. Единственный способ понять, куда править, оказался самым старым – подъехать к дереву постарше и поглядеть на его ствол со всех сторон. Только так Мертвец определился со сторонами света и повернул на восток и уже тогда стал вызволять возок. Теперь оставалось самое сложное – не проскочить старый Ретский тракт. Двигаясь в Утху за спиной Жнеца, он, конечно, не мог приметить разветвления дороги, а кроме него здесь никто не проезжал. Потому приходилось двигаться, полагаясь на удачу и на чутье Байи, которая в ответ на слова наемника отрезала, что поймет, где им следует свернуть, и предупредит его.

Двигаться приходилось медленно, лошади быстро уставали, даже самая шустрая и беспокойная, купленная Мертвецом. В первый день сделали два привала, продвинувшись вперед от силы миль на двадцать, хотя и то вряд ли. К исходу этого дня ветер окончательно стих, а вот снег и не думал прекращаться, немного усилившись, он продолжал усердно засыпать лес, будто не желал, чтоб путники покидали дурное место.

Второй день пути в белом безмолвии вышел еще тяжелее. Сиромах в себя почти не приходил, мать постоянно находилась подле него, творя молитвы и заговоры, готовя обереги, которыми за два дня после случившегося с ребенком оказался заставлен весь возок, и подпитывала силы мальчика настойками и кашами, тем, что он мог проглотить, едва ли осознавая свои действия. Смотреть на это оказалось невыносимо, особенно со стороны, наемник старался и быть подле, но и близко к возку не подъезжать, лишь когда его звали. К середине второго дня он уже кое-как научился разбираться в дорожных знаках и меньше оказывался в тупиках, принимаемых им за главное направление. Будто чутье появилось. Повед следовал за ним на небольшом отдалении, стараясь не замучить лошадь, иногда, когда казалось, что Мертвец едет не туда, он останавливался и, встав на козлы, вглядывался в спину наемника, пока та еще виделась. Или ждал свиста и продолжал движение.

Лес будто вымер – ни следов, ни шорохов, ни воя, ни грая. Точно все жители его, пушистые или пернатые, оказались не то погребены метелью, не то покинули в спешке чащобу, и только маленький возок единственный продолжал двигаться через заиндевевший тракт, проходящий по самой сердцевине огромного бора. Отсутствие следов зверей и птиц удивляло, но и успокаивало – что бы ни случилось, какое безумие не овладело животиной, сейчас она далеко, где-то, но не здесь.

К концу второго дня вдали появились очертания строения – вроде засыпанный дом, вроде нет, что-то непонятное, но явно выделяющееся среди привычного леса. Подъехав ближе, наемник понял, что это недостроенный храм, скорее, молитвенница, уж больно мало строение. Комнатка, где можно уединиться вместе со статуей или иконой покровителя путешествий, поднести дары, помолчать, подумать. Вместе с молитвенницей строили и небольшой причт, явно с расчетом не на одного священника, но и на трех-четырех странников, могущих найти убежище на несколько дней непогоды, заставшей врасплох. Каменная кладка храма достигала высоты человеческого роста, оставалось совсем немного, прежде чем строители бы поставили металлическое навершие и передали работу малярам и штукатурам, плотникам и резчикам. Уж не прошелся ли и тут, забирая души, Жнец?

Наемник подъехал поближе, поискал в снегу. Сапог тронул что-то жесткое, но податливое, он раскопал рукой – и тотчас закопал снова. Все верно, Жнец приостанавливался и здесь. Не воины, не стражи, обычные работяги, хотя что они для него. Запас жизней и только.