Дарья Беляева - Болтун [СИ]

Она раскрыла одну из книг, до которых я еще не добрался.

— Я надеялась сделать тебе сюрприз, — пояснила она, а затем вытряхнула мне на колени газетные заметки. Заголовки были устрашающими и никак не вязались у меня со мной. Некоторые вырезки содержали мой, довольно подробный, хотя и в высшей степени субъективный портрет. Я несколько разочаровался в своих способностях быть скрытным. Однако, меня радовало, что портреты появились в газетах, когда творчество мое достигло позднего периода. Видимо, в тот день, когда все было сделано шумно и некрасиво, у моего дела и нашлись свидетели.

— Не скрою, я собрала их после того, как ты у меня появился, — сказала Дейрдре. — И меня сложно было назвать твоей фанаткой и ценительницей твоих методов борьбы с местечковой клептократией. Но ты в определенных кругах легенда.

Я ничего не понимал. Мое дело было скрытым от чужих глаз, они не могли знать, что мир — головоломка, сменяющие свои позиции шестеренки деформируют его, и я здесь для того, чтобы перезапустить все. Они не знали, что я один вижу правду. Они не могли понять, насколько хрупка реальность, которую видят люди.

Не знали о том, что сердце мира пылает. Никто ничего не знал. Почему это я должен был отличаться от какого-нибудь серийного убийцы (я, конечно, видел некое сходство между моей деятельностью и деятельностью маньяка, однако для меня оно было поверхностным).

— А теперь, — сказала Дейрдре. — Ты подробно и как можно более интересно объяснишь мне, зачем ты все это делаешь. Какая у тебя причина. Личная обида?

Я покачал головой.

— Хорошо. Значит, ты у нас озабочен проблемами общества.

Я кивнул.

— Бертхольд, ты ведь любишь поболтать. Сейчас самое время. Так ты озабочен проблемами общества?

— Я озабочен проблемами реальности.

Она молчала. Не смеялась, не комментировала мои слова, просто ждала. И тогда сквозь меня словно нечто прорвалось, через пробоину хлынула вся хранившаяся во мне грязная вода. Я упал перед ней на колени, притянул ее к себе и начал говорить. Выражение лица у меня, видимо, было совершенно безумное. Я улыбался, я плакал, я смеялся. Я рассказывал ей все, что знаю. Я даже достал из-под кровати чемодан и открыл его. Я объяснял, зачем я вырезал глаза, и что такое «изъятие». Я говорил с ней так искренне, как, наверное, ни с кем еще не говорил. Я пролился к ее ногам, как дождь, я распахнул свою грудную клетку и вытащил сердце, я был окровавлен и обнажен.

Дейрдре казалась мне окаменевшей. В тот момент я не понимал, отчего. Много позже, когда я пришел в состояние более адекватное, я понял, что она испугалась. Ей было страшно, как никогда. Я не видел ее такой ни до, ни после. Ни пули, ни преторианские ножи не пугали ее так сильно. Однако, когда я закончил, Дейрдре взяла себя в руки довольно быстро.

Она дала мне пощечину. На руке у нее остались мои слезы, и она растерла их о свое бедро. Я без сил опустил голову. Безвоздушное пространство моих внутренних пустот заполнилось наконец чем-то реальным.

— Нет, — сказала она. — Неправильный ответ.

— Неправильный ответ? — переспросил я. Мне казалось, я ослышался. Дейдре продолжала, и хотя голос ее звенел, она старалась придать ему уверенность, заземлить.

— Ты — политический террорист, Бертхольд. Такой, каким тебя видят некоторые издания.

— Политический террорист?

Позже, когда я согласился с ней и привел себя в порядок, Дейдре сказала мне, что разговаривая со мной в тот день чувствовала себя так, словно она дрессирует дикого зверя. И впервые поняла, кого пустила в дом.

Но она поставила на меня все и не собиралась отступать.

— Именно, — сказала Дейрдре. — Ты делаешь это не потому, что голоса в голове приказывают тебе, не потому, что ты визионер, желающий спасти мир, не потому, что инопланетяне связываются с тобой с помощью крана в уборной. Ты делаешь это потому, что ты хочешь лучшей жизни для других людей. Ты хочешь показать властям, что их поступки не останутся безнаказанными.

— Да, — ответил я. — Я делаю это потому, что хочу лучшей жизни для всех.

— Хороший мальчик.

— И я делаю все для этого. Я же объяснил тебе, нужно вырывать их из мира, и он изменится.

Она снова ударила меня, на этот раз боль я почувствовал.

— Плохой мальчик. Ты никому этого не скажешь.

— Ты хочешь сдать меня в полицию?

Дейрдре вдруг села прямо на пол рядом со мной. Такое простецкое поведение не было ей свойственно, так что я сразу сосредоточился на ней, как на странном, выбивающемся из окружения предмете.

Дейрдре откинула вуаль, я увидел ее шрамы. Они украли ее юность, из-за них ничего толком нельзя было сказать о ее лице, и хотя она все равно казалась мне красивой, я знал, какова ее потеря. Как бы мы ни относились к нашему телу, страшно в один прекрасный день понять, что лицо твое изменилось внезапно и навсегда. По прихоти человека, который никогда не будет за это наказан.

Я прекрасно понимал, что она хотела мне сказать. Дейрдре смотрела на меня. У нее были темные глаза и рыжеватые волосы, странное и притягательное сочетание. Что могло заставить мужчину изуродовать женщину? Ощущение власти? Желание разрушить кого-то? Я не знал. Мне захотелось поцеловать ее шрамы.

— Я не хочу так жить. И я не хочу, чтобы так жила моя дочь. Послушай, Бертхольд, ты ведь привязался к Мэйв? Она крошка, и она очаровательна. Пройдет лет пятнадцать, и ей придется продавать себя мужчинам, чтобы заработать на хлеб. Скорее всего ей не повезет так же, как мне. Я не хочу этого для нее. Я не хочу этого, — она указала на свои шрамы, — для моей девочки. И я знаю, что ты не хочешь.

— Для тебя тоже. Я не считаю, что это человеческая жизнь.

Теперь, чуть подольше посмотрев на ее лицо, я видел, как она молода. Дейрдре была очень серьезна, и я подумал, насколько же она упорная и как много в ней внутренней силы. В тот момент я понял, что она пойдет на все, чтобы выбраться.

И что я ей нужен. Тогда я спросил:

— Чем я могу помочь?

— Ты не просто поможешь мне, — сказала она. — Ты поможешь всем, Бертхольд. Я сделаю из тебя звезду. Оставим принцепсам и преторианцам восхищение киноактерами и финансовыми магнатами. Ты станешь героем нашего поколения, Бертхольд. От тебя даже не требуется лгать. Ты говорил, что убивал принцепсов, о которых тебе рассказывали обездоленные люди. Ты — герой-мститель, Аэций. Одинокий борец с несправедливостью.

Я хотел что-то сказать, но Дейрдре прижала палец к моим губам. В тот момент она показалась мне мечтательной девчонкой, но я еще помнил, как секунду назад увидел по ее глазам, что она никогда не сдастся.

— Доверься мне. Тебе пока нельзя отсюда выходить, я сама свяжусь с людьми и покажу тебя им. Главное, никогда и никому не говори то же, что рассказал мне. Ты больше не чокнутый серийный убийца. И никогда им не был.