Елена Белова - Звездный дождь-2 [СИ]

Последние слова Аркат проговорил еле слышно. Все остальные идеи давно мертвого Провозвестника он излагал негромко и с явно выраженным сомнением (и если честно, то Клод эти сомнения вполне разделял — «такие люди» ему уже попадались), а вот это «если бы» полоснуло так, что юноша даже дернулся от прозвучавшей в нем боли. «Если бы», ох уж это если бы!

Горько сознавать, что ты ошибся, где-то и в чем-то сделал неправильный выбор (например, добровольно отправился Ордену служить, да, Клод?). Больно — если ошибка непоправимая. Но если твоя ошибка ТАКАЯ… если она НАСТОЛЬКО страшная, а у тебя есть хоть капля совести… Клод даже поежился, представив себя на месте безымянного мага.

Не будет тебе покоя ни днем ни ночью, ни во сне, ни наяву… хоть вина твоя на самом деле призрачная, и вряд ли Аркат смог бы что-то изменить и помешать непутевому товарищу. Или все-таки мог бы?

— Успокойся, — холодноватый голос Мариты взрезал напряжение, как ножом. — Он все равно врал.

— Что?!

Дижонка шевельнула точеным плечом и принялась заплетать в косу светлые волосы.

— Он тебе врал, — спокойно разъяснила она. — Он мог вмешаться в эту «настройку» только когда вы отсыпались в «тепличке», сам же сказал. Следовательно, от вашего похода в Синтарин ничего не зависело. Он просто пытался свалить свою вину на тебя. Мразь.

— Как он вообще мог войти в Звезду? Такой вот… — Тир брезгливо морщится, и только неопределенный жест, рисующий нечто змеевидное, выражает его отношение к покойному Провозвестнику.

— Как Направляющий он был почти идеален, — голос Арката глуховатый, монотонный, будто он повторяет эти слова тысячный раз.

А ведь и правда, наверное — не раз и не два думал, вспоминал, пытался понять — как вышло такое? Как?

— Он… очень легко контактировал с людьми — водникам это вообще легко дается. Пластичен невероятно, энергоемкость потрясающая, еще до присоединения к нам мог оперировать силой в восемьдесят драконов. Спокойно «держал» не только свою стихию, но и остальные. И наши наставники порой терялись: как у него получается, оперируя столь малой величиной, получить мощный результат.

— А потом он еще и усилился, — кивнул Дан. — Ясно. А то, что в мозгах ветер свищет — никого не интересовало, что ли?

— Для Лучей существуют специальные обряды, — с той же монотонной интонацией ответил Аркат. — На устойчивость. Но…

— Но вы их не прошли, потому что спешили. Я понял. А ты их знаешь?

— Знаю, — в бесцветном голосе промелькнула тень интереса. — А что?

— Да, понимаешь ли, мне почему-то кажется, что нам тоже пройти не помешает. Не знаю, как остальным… а мне эта самая устойчивость не лишняя.

— Тебе? — Марита на удивление невоспитанно фыркнула. — Согласна. Тебе — необходимо.

— Мне тоже, — подает голос южанин.

— Только тебе, что ли?

— Все поучимся. Лат, как ты думаешь?

— Вот почему ты молчал столько… — невпопад отозвалась та. Светлые глаза Латки переполнены сочувствием. — А язык тоже вернула «тепличка»?

— Да. Чары тут такие. Восстановительные, — бывший безымянный явно не понимал, почему разговор свернул «не туда».

Он еще не понимал, что ему поверили — еще не приняли целиком, но уже поверили — и ждал новых вопросов.

Или допросов. О своей вине трехсотлетней давности…

Но их все не задавали. Молчали. Переглядывались.

— Все равно, бред какой-то. Бред. Не верю, — растерянно бормотал новенький. — Не верю.

— Нет… он правду он говорит. Насколько сам знает, — Дан поморщился, потирая переносицу — незнакомый жест. — Клод, дай ему что-то. Капли свои успокоительные дай, видишь же, что творится…

И не только ему…

— Кстати, сколько же тебе лет? — а Марита наконец ожила.

— Лет? — у Арката еще хватает сил на усталое удивление. — Если принимать во внимание «холодный сон», то… где-то двадцать. Может быть, двадцать один. Я не знаю точно, когда меня «разбудили» последний раз. Ясно, что уже после смерти Михела, но не сразу почему-то.

А выглядит… Клод затруднялся определить возраст бывшего безымянного. Тридцать? Сорок? Совершенно седые волосы и больной вид порядком старили, хотя на худом лице не было ни одной морщинки. Хотя откуда им взяться, морщинам — на скелетах морщин не бывает. Лечить его не перелечить…

— Ничего, наладится, — утешила Латка. — Главное, кушать хорошо. У меня тут кое-что есть…

— Мяу! — оживляется диван.

— Еда потом. Сначала договорим…

— Тир, ты что?! Потом — что угодно, только не еда! Ты же не хочешь, чтобы в процессе разговора мы съели, скажем, латкиного кота? Нет? А еще пять минут посидим впроголодь — сожрем и не заметим!

— Мяу! — активно протестует Дымок, не показываясь, впрочем, из-под дивана.

Напряжение растаяло в невольных улыбках. Тир махнул рукой и отложил оружие, Син быстро и аккуратно протирал стол. Клод аккуратно отсчитывал капли, которые надо было пить на голодный желудок.

— Помогу, — заявила Марита, поднимаясь на ноги. — Аркат, покажи, как тут чашки доставать. И тарелки. И руки помыть… И вообще.

— И где-то через месяц, когда очередь все-таки дойдет до завтрака, — вклинивается Дан, — надеемся, что наши тела не испортят вам аппетита…

— Дан, я тебя укушу когда-нибудь!

— Укусите?! Кто вы, милле? И что сделали с нашей Маритой?

— Зараза…

— Подождите, — наконец отмер новенький. — Дар и Судьбина… выдумка? Не верю…

За долгожданным завтраком Клоду пришлось раз десять повторить золотую заповедь премудрого Сиенна об умеренности как основе долголетия — проголодавшаяся Звезда готова была слопать дракона, а на столе рядом с рыбками из Латкиного мешка лежали свежие овощи и давно забытое печенье, принесенные откуда-то Аркатом. Куст сначала помотал Дымку нервы, выдирая у него рыбку, потом сжалился над котом и убрел к ручейку на холме — судя по всему, растению здорово не хватало солнца.

Странный это был завтрак.

Первый за многие дни за нормальным столом, с одинаковыми чашка, с салфетками из ткани.

Успокоительные капли Клод щедро добавил во все чашки без разбора, и разговор на глазах становился все благодушней. Им даже удалось успокоить Ансельмо, заявив, что лично они верят и в Дара, и в Судьбину… мало ли что там выдумывал покойный провозвестник. Известно же, что он врун, так? Так чего ему верить в таком важном вопросе?

Ясное дело.

Девушки расцвели. Каким-то образом, опровергнув закон природы о долгих женских сборах, Марита и Латка за полверевочки ухитрились выкупаться, причесаться, а уж где дижонка раздобыла духи, так это вообще мировая тайна, покрытая мраком — но девушки свежо и нежно пахли фиалками. Сейчас Марита вцепилась в Арката, выспрашивая об устройстве «теплички». Судя по всему, шансов вырваться у бывшего безымянного было немного.