Елена Белова - Звездный дождь-2 [СИ]

— А трупы?

— А трупы свалим на этих, соброновских. Их все равно скоро того. Кто им поверит?

— Голова наш отче М…

— Заткнись, трепло. Ты еще имя назови. Мало ли кто тут… слушает, — из-под капюшона рясы сверкнули такой взгляд, что Ивен едва не икнул. Ему вдруг показалось, что эти явно разбойничьи фигуры его видят.

— Я только хотел сказать, что он здорово придумал. Ограбить храмовую сокровищницу и свалить это на наем…

— Заткнись, идиот! И пошли отсюда!

Фигуры давно растворились в ночной тьме, а злосчастный подглядчик посмел шевельнуться только сейчас. Он вообще-то был в курсе, что «на верху» отношения между Опорами вовсе не такие благостные, как это рисуется в храмовых проповедях, и выражение «змеиное гнездо» подходит им куда больше, чем «отряд радетелей веры и проводников божьей воли», но не до такой же степени! Чтоб одна из Опор задумала обчистить храмовую сокровищницу, свалив это на каких-то наемников… хотя магов они ведь все время друг у друга отбивают… тьфу ты, пропасть!

Что ж делать. Поручали ему слежку за наемниками… но что такое наемники в сравнении с таким? Но уйти с поста?

Но награда за предотвращение ограбления сокровищницы…

Да куда они денутся, наемники!

Этого парня хозяин трактира «Звезда веры» заприметил быстро. Не потому, что смазливый, а потому что своих посетителей хозяин за последнюю седмицу выучил до последней бородавки на носу («Звезда веры», как понятно из названия, принимала в основном сынов Ордена, а их состав в последние дни почти не менялся). А этот красавчик был из новеньких. И деньгами сорил так, будто незаконный сын Провозвестника или Орденского казначея, поил всех вокруг, щедро мешая самые разные вина, пиво и рацейскую «драконью слезу», отчего трактир буквально за полверевки стал похож не на «Звезду веры», а на портовый кабак в Ночь Морехода. Правда, свои наблюдения хозяин никому не высказал. Просто не успел. Наткнувшись пару раз на внимательный взгляд, красавчик заказал «драконью слезу» еще раз, заставил с собой выпить — в благодарность, хозяин, ты что, м-меня обидеть хочешь?! — а потом запить пивом, а потом чем-то еще…

Дальнейшее хозяин помнил смутно.

Незнакомый парень, кажется, восхвалял местные вина, но отчего-то напирал на то, что настоящую «драконью кровь» можно попробовать только в одном месте… да, он знает, где… да, конечно, там есть веселые цыпочки, не то что тут… да, конечно, он угощает! Вот прямо сейчас! А пошли!

Задремавший было хозяин проводил ревущую от восторга толпу слегка обиженным взглядом — его-то цыпочки чем нехороши? Вон он сам какую приобнял, смирная, не пикнет, кожа упругая, не ущипнешь… а что жестковата — так нам ее не варить? Пусть катятся к своей «драконьей крови», пусть… ему и так хорошо. И, нежно обняв ничуть не вырывающуюся бутыль, оплетенную ивовыми прутьями, он снова захрапел.

Поднять всю храмовую охрану оказалось совсем не так просто и быстро, как думалось. Отче Бронсети, отвечавший за боеспособность данной части, проклял все на свете, а в частности — расплодившихся родственников всякого высшего начальства и мягкость характера главы Алтийского храма, позволившего всю эту шелупонь впихнуть именно сюда, на якобы теплые местечки. Теперь благодаря этой злишевой безотказности начальства из девяноста человек охраны в дело более-менее готовы не больше сорока. Остальные — ленивая бестолочь — сейчас лупали на взбесившееся начальство глазами и робко пытались запихнуть в форменные штаны растолстевшие животы.

— И это — доблестная охрана! Тьфу! Толпа хрюшек в свинарнике накануне праздника Средзимья выглядит приличнее! Подбери пузо, боров, ты что там, двойню вынашиваешь?

— Н-не…

— Значит, тройню! Глаза б мои на вас не глядели, стадо. Оружие где? Где оружие, я тебя спрашиваю? Пень ты глазастый!

Кто же этот отче М… Мустафир? Тот, говорят, и не на такие штуки горазд. Кстати припоминается крепость Синего Камня, которую, говорят, разбойники взяли и всю казну подчистую вынесли пять лет тому назад… Разбойники, ага… напавшие почему-то вскоре после отъезда гостившего отче Мустафира. Правда, его в покойники записали, но кто его видел, тело-то?

— Ты, твою такую-то… ты когда меч последний раз чистил?! А точил? Таким только хрюшку резать… вооон ту! И не сметь рыло кривить!

Матео? Тот еще пройдоха и пакостник, но он просто ворует, такие наглые нападения не по нему.

— А ты? Ты что напялил? Ты с какой девки этот плащ снял?!

— Я? Это я…

— Вижу. Кружевную юбку подать? И румяна? Чтоб уж наверняка!

Мирон? Не дай Судьбиня. Если за нападением Мирон, то проще самому зарезаться… эта вышняя сволочь все равно все подстроит так, что виноватым сам Бронсети и окажется, причем виноватым до изымания имущества и бутылки с ядом в глотку… зачем, ведь у него и так все есть, он вот-вот проберется в Круг, Опорой станет…

Может, все-таки ошибка?

— Отче! Идут!

— Что? Кто?!

— От ворот прислали, — охранец, еще один «родич», молодой, но уже изрядный лодырь и обжора, пугливо косил взглядом назад — ни дать ни взять, перепуганный мерин. — Толпа, человек сто… сюда бегут… кричат…

Прямо на ворота?! Отвлекающий удар… а в это время сейчас…

— К оружию!

«Никогда не вставай между женщиной и ее ребенком, — говаривал когда-то столичный ментор, — а еще между мужчиной и выпивкой. Стопчут и не заметят».

Эта жизненная мудрость неизменно запивалась мириддским золотым (за что ментора в конце концов и выгнали) и повторялась почти ежедневно. А Дан и с первого раза ее прекрасно запомнил.

А нет, так сейчас бы вспомнил.

Распаленной толпе достаточно было пару бочонков хмельного и десять-пятнадцать ниток россказней о сказочной выпивке воооон там, за воротами — и от их жадности, подстегнутой жаждой, нос, казалось, сейчас взорвется, как орденская кулеврина. Хорошо, площадь маленькая…

Пить…

Ночной воздух, забитый запахами человеческого жилья, пот, хмельное дыхание…

Пить. Сейчас!

Головокружение, в котором расплываются ворота…

Пиииить! Скорей!

— Дан! Дан, смотри… эй, ты что? — и кто-то дергает за рукав, раз, другой, потом хватает за волосы… и вплетается в сумятицу запахов единственный чистый — аромат южных трав…

— Син…

— Ты что? Тебе плохо?

— Стоять! — повелительно кричат со стен, обозначенных цепью факелов. — Ни с места!

— Тебе плохо?

Нет… да. И кружится площадь, залитая оранжево-багровым, душным… жадность… жажда… пить… туда…

— Дан, пора! Они стрелять готовятся! Дан!

— Вина! Дрррррраконью кровь! Кррррови! — вопит толпа. — Крови!

Он отталкивает это от себя, стряхивает, как налипшую паутину, и оранжевое, плотнея на глазах, закутывает жаждущих выпить орденцев целиком.