Ирина Нельсон - Кома. Первая и вторая книги. [СИ]

— Признаться честно, мистер Волхов, мы были уверены, что вы вызовете «Ночной рыцарь». Но вы предпочли усложнить себе путь до Хогвартса, почему? — спросил меня Джонс.

— У меня нет с собой волшебной палочки, — признался я, начиная осознавать, что, собственно, это и было заданием.

— Вот как, — брови мужчин в изумлении поползли вверх. — Большое упущение с вашей стороны. Волшебник всегда должен быть наготове. Без палочки вы безоружны.

Я фыркнул и скрестил руки на груди.

— Меня тошнит от ваших волшебных палочек. Это было не оскорбление, это диагноз, сэр. Могу показать справку из Мунго.

— Ну что ж, тогда ваши действия являются верными, — аврор понятливо кивнул и протянул мне чашку с порохом. — Вы можете возвращаться. Пароль «Класс Бербидж».

Я посмотрел на руку аврора и повернулся обратно к телефону. Перезвонив в дом Дурслей и предупредив, что меня уже нашли, я горячо поблагодарил ее за готовность помочь. Этим заслужил одобрительный кивок от Джонса.

В Хогвартсе Бербидж выставила мне высший балл, похвалив за трезвость мышления, находчивость и предусмотрительность. Как ни странно, отдельно мне отметили звонок миссис Дурсль.

— Вы воспользовались контактами в мире магглов и удачно переложили решение проблемы на лояльно настроенного взрослого. Очень слизеринское решение. Почему-то магглорожденные волшебники забывают о своих корнях и пытаются решить проблему с помощью магии, как, например, мисс Грейнджер. Она вызвала аврора, хотя я предупреждала, что это заклинание последнего шанса и каждый вызов разбирается специальной комиссией. Такой порядок предотвращает использование заклинания по пустякам. Вот как раз на этот случай там присутствует аврор. Мистер Джонс также является сотрудником Отдела образования Министерства Магии. Он отмечает вашу первичную реакцию и образ действий.

— Результаты с практических занятий будут учитываться при приеме на работу? — спросил я.

— Все верно, мистер Волхов, вы правильно догадались. — улыбнулась Бербидж.

После урока мы разбирали действия каждого студента, и Грейнджер предсказуемо на меня обиделась за больший личный балл. Я только развел руками, показывая, что она сама себе злобный гоблин, на что она только фыркнула и гордо удалилась.

Пообедав, я пошел к профессору Снейпу. Честно говоря, я понятия не имел, как можно повторить фокусы с лучами. Разве что выпить зелье Сна без сновидений. Ну, или попросить профессора ударить меня по голове.

Я подошел к комнатам декана, зашел в класс и уже приоткрыл дверь в рабочий кабинет, когда оттуда вылетело женское хихиканье.

— Ты такой грозный и злобный! Я почти боюсь!

— Чарити, ты невыносимо несерьезна. Ко мне, между прочим, сейчас ученик должен прийти, — я никогда не слышал у Северуса такой интонации — глубокой, полной хрипотцы, скользящей по коже ласковым бархатом. — Буквально с минуты на минуту. А конкретно этот ходит очень тихо и имеет привычку заваливаться без стука. Ты хочешь подорвать свой авторитет в первый же месяц работы?

— О, так вот, что тебя так завело — риск быть застигнутым!

Смех Бербидж прервался с приглушенным писком, раздался довольный вздох.

Я развернулся, тихо вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Надо было идти оттуда быстрее, пока обморок не обнял меня прямо в классе. Я добрел до первого окна, выходящего на улицу. Я уткнулся лбом в стекло и уставился в залитый солнцем двор. Оно потело от моего дыхания, холодило голову и ладонь. Где-то там летали дементоры, наводя в атмосфере свои порядки. У границ защитного купола Хогвартса клубились туман и серые неподвижные облака, холодные и неуютные даже на вид. Ледяные, несмотря на солнечную осень, сквозняки гуляли по коридору. Ветер был резкий, вдыхался с болью и морозил легкие, оседая инеем на гранях хрустальных тисков, которые сжимали сердце вот уже полдня. Тяжесть в груди становилась неподъемной, но, слава всем богам, не давала сердцу сгореть окончательно. Я почти наслаждался контрастом мучительной обжигающей боли и ледяных оков.

Ничего. Когда-нибудь я к этому привыкну.

— Я мальчик. Мне тринадцать.

Слова вышли с трудом и невнятным хрипом. Я потер грудь, сделал пару вздохов и откусил кусок шоколада, подставляя лицо под солнечные лучи. Ну да, глупо было надеяться, что сладость скрасит суровый мир фактов. Что ж, по крайней мере, сердце билось ровно, легкие работали хорошо, и обморок меня все-таки не догнал.

Я бросил взгляд на часы и побрел обратно. Северус не любил опоздунов, а потосковать можно и после.

Слава всем богам, профессор Бербидж уже ушла, а декан по своему обыкновению не терял времени даром и занимался проверкой работ. Вообще он удивительным образом не терял ни секунды и был постоянно чем-то занят. Порой даже успевая и варить зелья, и проверять работы, и порыкивать на студентов, отбывающих отработку. А фанон ему постоянно хроноворот втюхивал.

Фикрайтеры просто ленивые задницы! Снейп прекрасно справлялся и так. Особенно, имея привычку спихивать варку сложносоставных зелий на студентов шестого и седьмого курсов, подготовку ингредиентов на штрафников, а проверку работ младшекурсников на меня. Невозможный человек. Всех озадачил, а сам сидит, пишет очередную статью и успевает всех контролировать. Не удивительно, что Волдеморт назначит его директором, с таким-то административным талантом!

— Волхов, вы опоздали.

— Здравствуйте, профессор.

Волхов мало того, что опоздал вопреки своей пунктуальности, так еще и пребывал в странном настроении: подавленном, несколько апатичном. Северус поначалу списал это на дементоров, которых мальчишка чуял даже в замке. Он угостил ученика горячим шоколадом по рекомендации Помфри и приступил к «пыткам».

У Вадима ничего не получалось. Он водил руками, перебирал пальцами свет, но ни звуки, ни нити не являлись.

Мальчишка честно старался, и в кабинете летали вещи, внезапно темнело, становилось холодно — что угодно, кроме нужного результата. Северус был настолько увлечен его колдовством, что пропустил момент, когда тот перенапрягся. Снейп опомнился лишь тогда, когда из носа Вадима потекла кровь.

— Хватит, Волхов. Сядьте.

Северус усадил вялого подростка в кресло. Тот вытерпел осмотр, стер кровь протянутым платком, покорно дал закапать в нос зелье. Никаких замечаний, подколок и шуточек. Он был молчалив и покорен, а взгляд — безучастен. Какое-то странное, нарочитое равнодушие. Снейп с досадой подумал, что нужно было внимательнее отнестись к его состоянию, тут явно были замешаны не только дементоры.