Ирина Нельсон - Кома. Первая и вторая книги. [СИ]

— Волхов, что у вас произошло?

— Ничего. — апатично ответил Вадим.

Взгляд его вильнул в сторону, выдавая вранье. Снейп подцепил подбородок мальчишки пальцем и повернул его голову, заглядывая в прозрачные зеленые глаза. Глаза были красивыми и ничуть не походили на ту яркую нефритовую зелень, которая была когда-то так дорога, а сейчас неимоверно раздражала. «Мелифлуа подобрал очень удачный оттенок. Радужки — точь-в-точь хризолиты на кулоне», — мелькнула мысль. Подросток упорно смотрел в сторону.

— Мистер Волхов, вы прекрасно знаете, как я ненавижу неумелую, безыскусную и бесполезную ложь.

Волхов едва уловимо вздрогнул, когда Снейп задумчиво провел большим пальцем по аккуратному подбородку, и на мгновение вскинул взгляд. Он был… в отчаянии?

— Всё нормально, профессор Снейп. Ничего страшного, правда.

— Упрямец, — беззлобно хмыкнул Северус, продолжая удерживать Вадима за подбородок и не давая отвернуться. — У нас есть три варианта действий: или вы рассказываете мне всё сами, или я силком вырываю из вас правду, или вами займется профессор Дамблдор. Что вы выберете?

— Сэр, пожалуйста, — Вадим закрыл глаза и вцепился в его рукав. Ломкий юношеский голос скатился в откровенную мольбу. — Это личное.

Что у подростка могло случиться такого личного, что он готов расплакаться, но молчать? В голове Северуса мелькнули варианты с угрозами, вымогательством, насилием…

— Первая любовь? Поссорились?

Вадим дернулся, зажмурился, пальцы сжались на руке до побелевших костяшек.

— Нет, я… я просто… Просто не нужен…

Снейп вздохнул и отпустил его подбородок.

— Волхов…

— Я знаю, — хрипло и надрывно перебил его Вадим, затеребил рукав своей мантии и уставился в пол. — Это несерьезно, я переболею, забуду. Это всё гормоны, бессмысленная химическая реакция, простое влечение. Когда-нибудь это пройдет… всё пройдет…

Надломленный голос подростка с каждым словом становился всё тише. Дыхание прерывалось, несмотря на попытки Вадима сдержать всхлипы. Склоненная голова, поникшие плечи — не юнец, но Атлант, держащий на себе всю тяжесть мира. В тринадцать лет не любят, а желают и видят мокрые сны, грезя о фигуристых красотках. В тринадцать лет мальчишки так не страдают. Никто так не страдает по мимолетному чувству.

Северус молча погладил светлые волосы, причесывая пальцами мягкие крупные кудри, и позволил Вадиму уткнуться лбом в живот. Подросток плакал тихо, без всхлипов, короткими злыми взмахами стирая слезы.

Снейп не понимал, когда всё началось, как он умудрился это проморгать. Кто был объектом любви Волхова, Северус не знал и решил, что не станет выпытывать, а сам вычислит эту паскуду. Вычислит и тихо убьет за то, что посмела привязать к себе, причинить боль и назвать ненужным. Ненужным! Сказать такое сироте! Истинному целителю и ясновидящему! Вадим полюбил редкостную идиотку, абсолютно не достойную его.

Малолетним кретинкам Волхова он отдавать не будет, даже если они поумнеют и передумают. Особенно если передумают.

Мужчина вообще не собирался делиться своим шансом на жизнь с кем бы то ни было. Что уж таить, Северусу льстило неприкрытое восхищение и обожание Вадима. Никто не окружал зельевара такой заботой и не смотрел так. Отдать всё это какой-то посторонней девице? Да никогда в жизни! А любовь… Что хорошего в безответной любви?

Снейп эгоистично понадеялся, что Вадим однолюб. Если ситуация будет непрогнозируемо ухудшаться, то придется пойти на крайние меры. В конце концов, нет человека — нет проблемы. К тому же, Северус по себе знал, что мертвецов любить гораздо легче, чем живых.

— Простите, профессор Снейп, — тихо сказал Вадим, отстраняясь. — Что-то я совсем расклеился. Дементоры, наверно.

Северус всмотрелся в ученика. Тот выплакался и был совершенно опустошен. Впрочем, эта эмоциональная вспышка явно пошла ему на пользу. Мальчишка расслабился и больше не прятал взгляд.

— Я уже привык, что вы регулярно поливаете меня слезами, мистер Волхов, — проворчал профессор и махнул палочкой, нагревая воду и делая чай.

Вадим принял из его рук чашку, сделал большой глоток и отправил в рот кусочек шоколада. Северус смотрел, как он меланхолично жует, и поражался такому доверию. Поразительная беспечность для слизеринца — зельевар мог подлить ему в чашку все, что угодно.

— Я так понимаю, что сегодня вы больше ни на что не способны? — вздохнул Снейп.

— Да, боюсь, что так. — пожал плечами Вадим.

— Что ж, тогда не вижу смысла вас здесь держать. Продолжим, когда вы придете в себя.

— Спасибо, сэр.

Волхов допил чай, подхватил свою почтальонку и побрел к выходу, не взглянув на профессора.

Северус смотрел ему вслед, хмурился и вспоминал историю его болезни, изъятую из психиатрической клиники. Многочисленные попытки суицида, подозрение на диссоциацию личности, внезапная апатия, да еще и безответная любовь — все это делало и без того нестабильного подростка опасным для себя самого.

Если придется сделать выбор — ответ будет очевиден. Рука не дрогнет, если будет нужно подлить яд или приворотное неизвестной девице. От лояльности и благополучия Вадима зависит его жизнь. А Снейп был слишком рационален и эгоистичен, чтобы ставить личную выгоду ниже задач, поставленных перед ним Дамблдором.

Однажды он такую ошибку уже совершил. Вечная благодарность директору за этот, несомненно, ценный и горький урок. Доверие — скоропортящийся товар, не подлежащий восстановлению. Его можно предать лишь однажды, и Дамблдор свой лимит исчерпал еще двенадцать лет назад. Снейп давал клятвы лишь из желания отомстить убийце.

Есть такие решения, последствия которых невозможно исправить, лишь предотвратить.

Талантливый сирота с уникальным даром, студент Слизерина — на этот раз все будет по-другому.

Дни летели друг за другом. Я лопал шоколад килограммами, как ни странно, не уставая от него. Как еще у меня диатез не разыгрался? Дементоры все так же парили над школой и ее окрестностями, Бербидж сидела рядом со Снейпом в Большом зале, вызывая непреодолимое желание подойти и стукнуть ее мордой об стол, а Гермиона всё так же выпендривалась передо мной на уроках.

Профессор Люпин явно меня опасался, по крайней мере, когда я появлялся около него, он не сводил с меня настороженных янтарных глаз и всегда старался держать между нами дистанцию. Меня больше не клинило на его волке, но так и подмывало подойти и потрепать его по голове. Вообще, меня начало тянуть на какие-то безрассудные поступки и глупые выходки, чего только стоила сцена, устроенная мной для Грейнджер. На нас глазело полшколы, а я всего лишь пригласил ее в Хогсмид.