Ирина Нельсон - Кома. Первая и вторая книги. [СИ]

Я подскочил и чуть не навернулся с гамака, бросаясь к Тому. Он медленно сползал по стволу на пряную землю.

— Тихо-тихо… Ты чего?

Том ошалело мотал головой, косился на гребень, однако ни злости, ни страха не показывал.

— Мне вдруг стало так… хорошо! — выдохнул он. — Как будто… как будто…

— Боженька в душу почеломкал?

Мы подпрыгнули. Бабуля подкралась незаметно. В руках у неё был пучок мяты. Толстая темная коса была перекинута на плечо. Лицо украшала улыбка. Том смотрел на неё в потрясении.

— Да, — выдохнул он.

Бабуля понимающе покивала и бросила на меня укоризненный взгляд.

— Что ж ты так неосторожно-то? Он же пока не готов. Такими гребнями нужно расчесываться после баньки. Том, вот когда попаришься, водой ледяной обольешься, чаю с травками попьешь — тогда можно и причесаться!

— А когда пойдем? — Том жадно облизнул губы и заинтересованно ждал ответа, поглядывая в сторону бани. До сегодняшнего дня ему ходу туда не было — он мылся в душевой кабине или купался в ручье, что тек буквально в трех шагах от дома, в лесу.

— Пожалуй, можно и сегодня, — бабуля оценивающе смотрела на него.

Да, я убрал сорняки, щедро удобрил и увлажнил почву. Но бабуля была права, перед посевом нужно землю перекопать, разрыхляя её, выворачивая и обрубая вредные корни.

Я решительно кивнул.

— Он готов, бабуль.

Мы натаскали воды, растопили печку. Бабуля вымыла полки и пол каким-то травяным отваром, отчего баня наполнилась терпким душистым ароматом. В узкий предбанник, большую часть которого занимал старенький диван, притащили столик и заварили травяной чай. На печку в бане поставили чайник и запарили веники. Том активно помогал, и, глядя, как он наравне со мной таскает ведра и дрова, я убеждался — выдержит.

Когда день начал клониться к закату, баня была готова. Том нервничал — его напугали дубовые веники, которыми я собирался его парить.

Раздевшись и нахлобучив на головы шапки, мы открыли заветную дверь. Я первым залез на полки, Том, немного стесняясь своего обнаженного тела, вытянулся рядом. Тепло было ему привычно, он расслабился, вспотел и прикрыл глаза, наслаждаясь ровным сухим жаром. Он уже был вполне оформившимся парнем — стройным, с крепкими округлыми ягодицами, широкими плечами, красивой узкой спиной и тонкой талией. Красавчик!

Когда он окончательно разомлел и открылся, я слез с полки, зачерпнул в ковш холодной воды и поставил перед его лицом. Том приоткрыл глаза и удивленно уставился на ковш.

— Если будет очень жарко, оботри лицо, — улыбнулся я ему, — только не пей, — и, залихватски крутнув веником, подал первую порцию пара.

Том, затаив дыхание и повернув голову, следил за тем, как я разгоняю над ним жар. Темный глаз настороженно сверкал, плечи у него напряглись, предчувствуя боль, но он покорно продолжал лежать на полке.

— Расслабься, Том, — улыбнулся я и принялся парить ему ноги, постепенно поднимаясь к спине.

— О-о-о!..

Том удивленно застонал, вытянулся и обмяк под ласковыми листьями, покорно следуя приказам подставить тот или иной бок и окончательно отбросив стеснение. Разогрев его, как следует, я позволил ему обтереть раскрасневшееся лицо холодной водой и потащил в предбанник — остывать. Мы потягивали из чашки чай с лимоном, травили анекдоты про учителей и дружно хохотали.

Второй заход дался ему тяжело. Я больше не щадил и безжалостно загонял жар в нутро, до самых костей. Том стонал, порывался вырваться, дышал загнанной лошадью, но встать с полки у него не было ни сил, ни возможности. Он вылил на себя всю воду из ковша, в тщетной попытке спастись от пара, и порывался напиться, но я ему не давал.

— Хватит, я больше не могу!

— Терпи.

Когда из темных глаз хлынули слезы, я опустил веник, сдернул с его головы шапку и схватил тазик с холодной водой. Оказавшись под потоком, Том заорал.

Когда мы, чистые, свежие и уставшие, зашли в дом, нас чуть не сбили с ног предки. Суетясь и матерясь, троица рванула к бане, чуть не позабыв полотенца. Бабуля с улыбкой позвала нас за стол и напоила квасом.

— Теперь я понимаю, почему вы так любите париться, — вздыхал Том, растянувшись на диване и положив голову мне на колени. — Я никогда не чувствовал себя таким чистым. Таким… Как будто заново родился.

Я осторожно перебирал влажные темные пряди, расчесывал их подаренным гребнем, а Том буквально светился от счастья, прикрыв глаза.

Улыбка у него с каждой минутой становилась всё красивее.

Северус Снейп сварил много зелий, а еще больше — усовершенствовал или вообще изобрел. Зельеварение и алхимия ему нравились почти так же, как Темные искусства. Одним из улучшенных им зелий было антиликантропное. Но он никогда не думал, что ему придется варить его для своего старого школьного недруга. Он никогда не думал, что Дамблдор свихнется настолько, что снова притащит оборотня уже в качестве преподавателя. А Люпин, между прочим, однажды чуть его не загрыз и, судя по предсказанию Вадима, все еще может!

Дымящийся бокал со стуком опустился на стол. Снейп, скрестив руки, мрачно смотрел на профессора ЗоТИ.

— Благодарю вас, Северус, — бесконечно вежливо сказал Люпин, отрываясь от проверки работ.

— Пейте сейчас, Люпин.

Римус под пристальным и тяжелым взглядом зельевара мерными неспешными глотками осушил бокал и поморщился. Снейп хмыкнул. Люпин улыбнулся. Улыбка у него ничуть не изменилась — была всё такой же виноватой и мягкой.

— Кто бы мог подумать, что всё так обернется, Люпин? — Снейп устремил взгляд на витраж над головой оборотня. — Столько мы потратили друг на друга сил и нервов, столько терроризировали… А в результате мы сидим друг напротив друга, два старых школьных недруга, объединенные общим врагом, который — вот уж диво! — оказался нашим общим знакомым.

— Не понимаю, к чему ты ведешь, Снейп, — нахмурился Люпин.

— Я еще тогда говорил, что твои дружки плохо кончат. И это при всем при том, что прорицания я не посещал!

— Помнится, они тоже много чего про тебя говорили, — лоб Люпина разгладился, и он улыбнулся в ответ. — И тоже оказались правы.

— Хочешь, открою тебе тайну? — Снейп подался вперед; черные глаза впились в собеседника и сверкнули опасно, хищно. — Знаешь, почему я пошел в Пожиратели? Нет, не из-за моего врожденного сволочизма. Просто вы меня так достали своими беспочвенными обвинениями, что в один прекрасный момент я подумал: «Наверное, так оно и есть. Со стороны виднее, какой я. А если все ошибаются, то хотя бы мне не будет так обидно». И пошел. Увлекся. Порой даже наслаждался. Но высшая справедливость все же есть, правда, Люпин? Я получил своё, а они своё. Жизнь расставила всё по своим местам.