Андрей Лукин - Две половинки демона

— Слышь, Стеслав, — жарко зашептал он ему в лицо. — А куда ты дракона свово дел? Неужто он у тебя вырвалси?

— Да здесь он, здесь, — успокоил его Стёпка. — В тайге пасётся. Он без меня никуда.

Глыдря многозначительно покивал:

— Энто правильно. Нам он шибко может подмогнуть, ежели весичи с орклами сговорятся. Супротив дракона им ни в жисть не выстоять.

— У них такого дракона точно нет, — согласился Стёпка, благоразумно умолчав, что вовсе не собирается воевать на драконе с весичами и орками.

— Слышь, Стеслав, а ты на ратные состязания придёшь? — спросил Щекла. — Там и элль-финги биться будут и орклы. Самых сильных, как водится, выставят… Ну и наши поединщики собралися показать, что таёжные тоже не за полкедрика куплены. Ох, и весело будет!

Стёпка вздохнул. Когда он вспоминал о предстоящем поединке с Всегневом, у него сразу начинало портиться настроение. И он подозревал, что чем меньше времени останется до рокового момента, тем хуже он будет себя чувствовать. Потом-то, конечно, всё наладится и образуется, проснётся гузгай, появится решимость, но пока… Даже думать об этом поединке не хочется.

— Приду, конечно, — сказал он. — Куда же я денусь.

Взамок демоны возвращались уже в полной темноте. Догайда предложил им остаться до утра, и Ванька, было, согласился, но уже испытавший на себе все прелести походной жизни Степан, благоразумно рассудил, что лучше спать в тёплой комнате на мягкой постели, чем на земле у костра, пусть даже и укрываясь шкурами.

И теперь они неторопливо шагали по ночному Предмостью, жизнь в котором, несмотря на поздний час, не утихала. Впрочем, самые шумные улицы они уже благополучно миновали (в том смысле благополучно, что больше никого не пришлось на поединок вызывать) и теперь шли мимо тёмных окраинных лабазов. Красиво очерченная множеством самосветок громада замка возвышалась впереди, занимая чуть ли не половину ночного неба.

— Ну и где тебя носило? — спросил Стёпка, косясь на довольную физиономию друга.

— Пока ты там с твоими троллями языком попусту чесал, я, между прочим, серьёзным делом занимался, — похвалился Ванька. — Меня там шаман один пригласил в свой шатёр… Прикинь, он оказался настоящим элль-фингом! Я чуть не обалдел.

— Его случайно не Зарусахой зовут?

— Не, — мотнул головой Ванька. — Хорши… Хорма… Да не запомнил я! Неважно. Его там все почему-то балай-игызом называли.

— Игыз — это колдун элль-фингский.

— Точно, колдун. Вот мы там с ним и колдовали.

— Ага, — догадался Стёпка. — Ты, наверное, в дуделку свою волшебную свистел.

— Свистел, — признался Ванька. — А ты всё всегда знаешь, да? И не скучно тебе жить?

— Не скучно, — сказал Стёпка. — Просто догадаться было нетрудно.

— Ну, тогда я тебе, такому умному, больше и рассказывать ничего не буду.

— Да ладно, не пузырись. Честное слово, я про элль-фингов почти ничего не знаю. Я вообще только с одним и разговаривал. Он в Проторе живёт… Ну и как всё прошло?

Подувшись для приличия ещё с минуту, Ванька подробно и со вкусом поведал о втором сеансе лечебного свиста. Оказалось, что он помог вылечить старшего сына элль-фингского посла. «Прикинь, степные колдуны семь дней шаманили, но так и не смогли снять с него проклятие… А я когда свистнул, он сразу и выздоровел. Из него даже никто не вылезал. Просто заклинание какое-то взорвалось под ногами и всё. Они мне за это саблю обещали подарить… — Ванька с сожалением вздохнул. — Только я от сабли отказался. Тяжёлая такая, неудобная, как они только с ней везде ходят! Вообще-то мне хотелось, но этот свисток опять в голове зазудел, что за лечение плату брать нельзя. Я элль-фингам так и сказал, что если я саблю возьму, проклятие назад вернётся. Ну, они и отстали. Благодарили очень и в гости звали».

— Та-ак, — протянул Стёпка. — А откуда они узнали про твой свисток? Про то, что он от проклятий лечит, а? Получается, что они и про князя Могуту уже знают? Ты там случайно не проболтался? Нас же предупреждали!

— Ха-ха! — Ванька выразительно постучал себя по лбу кулаком. — А я уже почти поверил, что ты и в самом деле шибко умный… Этот Хорми… шаман этот сам меня просил, чтобы я ничего, никому про свой свисток не рассказывал. А про князя он даже и не заикнулся ни разу. Я ему на золотой тарелке страшную кровавую клятву дал, что буду молчать как чёрный камень Бо-Улын. Во, видал! — и Ванька сунул Степану под нос указательный палец.

— И что?

— А то, что мне его разрезали и кровью на священном блюде тайный знак нарисовали. И я даже не застонал, — понятно было, что Ванька страшно гордится своим поразительным мужеством и небывалой выдержкой.

— А потом что было?

— Ничего не было. Ушёл я потом… А-а, ещё заклинание сработало и блюдо это магическим огнём засветилось, синим таким. Видишь, у меня палец тоже теперь немного светится.

Вокруг пальца и в самом деле наблюдались едва заметные переливы магической сущности. Честно говоря, со стороны это выглядело довольно комично — почти неразличимый в темноте Ванька, гордо несущий перед собой светящуюся фиолетовую закорючку указательного пальца.

— Ну и зачем ты мне про это сейчас рассказываешь? — зашипел Стёпка, изо всех сил стараясь сохранять серьёзность. — Ты же клятву дал, балбес! Щас как прихлопнет тебя этим самым камнем Бо-Улыном. Вон, смотри, он уже на тебя падает!

Ванька, естественно, тут же задрал голову, с испугом уставясь в тёмное небо. И лицо у него при этом сделалось глупым-глупым. Стёпка захихикал, но порадоваться своему розыгрышу не успел.

На них напали.

Здесь на выходе из Предмостья, где дорога уже начинала крутой подъём, сейчас было тихо и безлюдно. Едва различимая в свете далёких огней дорога круто поднималась к замку, дойти до которого оставалось всего ничего — если не торопиться, то минут пятнадцать от силы… Кто-то просчитал, что именно здесь удобнее всего устроить засаду. Хоть режь, хоть руби, хоть руки заламывай — никто не услышит и не вмешается. Некому потому что вмешиваться. Эвон как подвезло, что беспечные демоны без охраны попёрлися, лучше и не подгадаешь…

Из-за забора одна за другой беззвучно выскользнули фигуры, тёмные на тёмном фоне. Лица замотаны, глаз не видно, неужто вновь немороки? Тускло блеснули лезвия ножей. Ванька ничего не успел сообразить. Стёпка почувствовал беду буквально за секунду до нападения. Столкнув друга в канаву, сам скатился следом, ломая засохшие ветки бурьяна. Что-то звякнуло, злобно впился в бревно стены арбалетный болт, кто-то ругнулся вполголоса. Стёпка нашаривал в кармане нож, пихал Ваньку в спину. Беги, мол, скорее. Они рванулись вперёд вдоль покосившейся ограды. Чёрные фигуры мчались следом. Навстречу тоже кто-то бежал, не понять — свои или чужие. Впрочем, откуда здесь взяться своим? Удирать в темноте по канаве — то ещё удовольствие, сплошные камни и корни. Ванька споткнулся и упал, ойкнув от боли в ушибленном колене. Не успеем, не успеем! И не надо, хищно отозвался гузгай, демоны не отступают. С глаз словно повязку сдёрнули, ночной мрак посветлел, и Степан отчётливо, как в чёрно-белом фильме, увидел набегающих врагов. Четыре стремительные фигуры с одной стороны, две — с другой. И ещё пара арбалетчиков на крыше лабаза. А тот, что бежит впереди, двигается до боли знакомо, этак по-вампирски стелется над дорогой, и балахон за спиной развевается нетопырьими крылами…