Ева Фёллер - Потайная дверь [litres]

Я же ничего не ответила Хосе, потому что сама ещё толком не знала, как я себя чувствую. Но уж точно не нормально. Измученно и вместе с тем перевозбуждённо – это да. И, конечно, я чувствовала благодарность и облегчение, что всё так хорошо закончилось. Зло побеждено, добро восторжествовало и всё такое – в точности как в наших прежних приключениях в другом времени. Нам сильно везло, хотя пару пёрышек мы потеряли. Но наряду со всеми этими чувствами я ощущала и что-то другое – что-то вроде грустного осознания.

– Всё кончено, ведь так? – спросила я ни с того ни с сего.

Хосе пристально посмотрел на меня, как будто ожидая более подробных объяснений.

Я сделала неопределённый жест:

– Я имею в виду… это всё. Нашу работу стражей. Путешествия в прошлое. Ворота разрушены. Ты сказал, что можешь починить эти последние сообща с мистером Стивенсоном, чтобы мы могли вернуться домой. И, если я правильно тебя поняла, тебе и другим Старейшинам удалось укротить энтропию и стабилизировать поток времени. Но эта игра между вами… она ведь закончилась, не так ли?

Себастьяно при моих словах обнял меня и не спускал глаз с Хосе. Он с таким же напряжением, как и я, ждал его ответа.

Хосе помолчал и потом тихо ответил:

– Да. Игра закончена.

Нам с Себастьяно сперва нужно было дать этой новости отстояться. Остаток пути мы почти совсем не говорили. Приехав на Гросвенор-сквер, Хосе не захотел выйти с нами. Он сказал, что ему ещё надо сделать сегодня кое- какие важные дела, но что он в ближайшие дни объявится у нас. И карета быстро скрылась в ночи.

Мы были слишком измучены, чтобы ещё что-то обсуждать, поэтому сразу отправились в кровать и проспали крепко и без сновидений до следующего дня.

В этот следующий день мы обнаружили, что миссис Фицджон бесследно исчезла, да так, что о ней никто в доме не мог вспомнить, кроме меня и Себастьяно, даже повариха, которая явилась на службу как обычно. Это было доказательством того, что миссис Фицджон была искусственным существом, некоей иллюзией из плоти и крови, чтобы придать больше реальности жизни мистера Фицджона в это время. С его исчезновением она тоже потеряла право на существование. Я уже рассчитывала на то, что это произойдёт, и всё же меня это сразило. Не то чтобы я была к ней так привязана, но она жила и работала в этом доме и всегда была к моим услугам. А теперь она погасла как свеча на ветру, жертва манипуляций со временем.

Я даже опасалась, что таким же образом погасло и существование Ифи, потому что на празднике у принца-регента я не видела её после исчезновения Реджи. Однако, к моему облегчению, она была жива и здорова, с ней ничего не случилось. Если не считать того факта, что у неё не осталось никаких воспоминаний о Реджи. Он был с корнем вырван из её памяти, и это было лучше всего для её и нашего душевного спокойствия. Я и сама бы с радостью давно забыла его – и его ужасное лицо в то мгновение, когда он исчезал.

Что касалось Ифи, она оставалась прежней. Уже через день она заехала к нам – с коробкой шоколадных конфет и настойчивым желанием поехать вместе со мной покупать ей новые туфли. Себастьяно сослался на приступ мигрени, чтобы держаться на дистанции, а я отослала её, выпив с ней чаю, поскольку мне в этой эпохе уже не понадобятся никакие туфли. И ещё потому, что в её присутствии мне постоянно приходилось бороться со слезами, ведь, несмотря на все ссоры, я успела к ней привязаться, и мне приходилось давать себе отчёт, что вскоре я её больше никогда не увижу. Тут уж легче было один раз отрезать, чем болезненно затягивать расставание в рассрочку.

Через день после этого мы, как и было запланировано, уехали с Джерри в Брайтон, где провели несколько уютных, расслабленных дней в небольшом пансионе и не делали ничего, только спали, ели, гуляли по берегу с Сизифом и – ну, да – всё то, что обычно делают свежеобручённые, когда остаются наедине.

Когда на следующей неделе мы вернулись в Лондон, к своему удивлению, узнали, что Ифи перебежала с реющими знамёнами к Джорджу. Его тугоухость и нехватка вкуса в вопросах моды не удержали её от того, чтобы дать двум патронессам застать себя в его объятиях в ложе Оперы. Это было бы, может, не так и предосудительно, если бы на ней при этом было что-нибудь надето в верхней половине.

Джордж, по слухам, заикаясь, утверждал, что Ифи всего лишь хотела спрятаться за ним после того, как у неё случайно расстегнулось платье. Естественно, никто ему не поверил. Но он быстро понял, что для человека чести есть только один выход из этого положения – он по всей форме попросил руки Ифи. Она обвела его вокруг пальца, но вот чего у неё не отнять: каким-то образом за несколько дней она сумела внушить ему чувство, что она и есть исполнение всех его мечтаний. Его влюблённость в меня без остатка испарилась, в чём я могла сама убедиться, случайно встретившись с ними в наш последний день в 1813 году.

Мы с Джерри ехали на Джеймс-стрит, потому что Хосе послал нам сообщение. То самое, которого мы ждали уже несколько дней.

Было пора.

– Ах ты чёрт, этого нам только не хватало, – вполголоса сказал Себастьяно, когда Ифи энергично замахала нам, а Джордж отважным тормозным манёвром остановил свой двухместный экипаж рядом с нашим одноконным кабриолетом.

У меня при виде их обоих застрял в горле ком, потому что это была как раз та ситуация, которой я хотела избежать: чтобы больше никаких прощаний, от них было слишком больно. Я думала, что всё это худо-бедно уже осталось позади. Мистеру Тёрнеру я отправила короткое милое послание: дескать, мы с братом вскоре предпримем длительную поездку, и я от всего сердца желаю ему и его отцу на это время всех благ. Мистер Скотт тоже получил от меня схожее письмо, только длиннее. В нём я пыталась объяснить ему, что очень хорошо понимаю его чувства и мотивы и что мы не держим на него никакого зла. Ему я тоже пожелала на будущее всего хорошего.

Жани и Седрику я отдала часть нашей оставшейся наличности, а Бриджит отправила всю мою обувь – я случайно узнала, что у нас с ней один размер. Туда же добавила и сумочки, а по такому случаю упаковала еще и галстуки Себастьяно и табакерки для нюхательного табака, чтобы и Микс не остался без подарков. Груму я дала золотую монету, и он сразу сделал из этого повод напиться на радостях. В настоящий момент он был занят тем, что отсыпался в конюшне.

Только с Ифи и Джорджем я не простилась, что я находила при сложившейся обстановке понятным, ведь это добавило бы мне боли сердца. Я и так уже наревелась час назад, прощаясь с Сизифом. Очень тяжело прощаться с друзьями, особенно когда прощаешься навсегда.

– Ты, наверное, уже слышала, – радостно крикнула мне Ифи. – Мы с Джорджем обручились.