Сергей Барк - Каста [СИ]

Вокруг храма, со стороны, обращённой к площади, складывали огромные кострища. Здесь же, ещё два дня назад, установили навес для поваров, начавших приготовления, как только были подвешены чугунные котлы. Люди сновали через площадь беспрерывно, волоча то съестное, то многочисленную утварь, которая то и дело терялась из-под суетливой руки или же была позабыта внизу, в городе.

В гарнизонах кипела не меньшая суета. Пока чистокровные раджаны Касты подготавливали для себя храм, остальные, число которых значительно превосходило первых, натягивали вощёное сукно меж крыш спальных бараков, образуя галерею, в которой уже вечером должно было состояться торжественное пиршество, ничем не уступавшее весельем, и — как шептались многие — значительно превосходившее то, что разворачивалось в назначенный час на самой вершине анаки.

О празднике волновались все. Булочники переживали, что замешенное тесто не поднимется, дворники выметали улицы тщательнее, чем всегда, прачки, отглаживавшие рубахи и кафтаны с двойным усердием и блаженной улыбкой, мечтали о последующих днях отдыха. Барабат готовился к торжеству не менее шумно, чем к празднику Касты, отгремевшему несколько месяцев назад.

Дел, как водится, было невпроворот, и потому многим показалось, что в знаменательный день сумерки сгустились над Барабатом раньше обычного. Стоило ли, впрочем, удивляться такому, встречая самую длинную ночь в году?

— Ты готов? — спросил Лето, только что закончив с собственным нарядом, и обернулся.

Омега неторопливо подвязывал широкую красную полосу, расшитую серебристой нитью. Бросил взгляд на Лето из-под тёмных ресниц, не прекращая своего занятия, чтобы посмотреть, какой эффект произведёт его костюм на альфу. Омега прекрасно осознавал, до чего хорошо выглядит в чёрном дхоти и рубахе чуть пониже бёдер.

В самой одежде не было ничего примечательного. Дхоти представлял собой длинный отрез, обёрнутый вокруг талии на манер юбки, чей конец, обычно ярко-контрастирующего оттенка, пропускался между ног позади, поднимая слои спадавшей ткани изящными складками, и крепившийся на поясе, создавая подобие пышных шаровар. Рубашка простого кроя мягко ложилась вдоль изгибов тела, но была до того тонкой, что на груди отчётливо проступали соски. Цвет вороного крыла подчёркивал белизну кожи омеги, а чуть отросшие волосы, кончиками достававшие до плеч, вычесанные и блестящие, превращали Хюрема в обольстительное создание.

В пламени зажжённых свечей Лето показалось, что глаза Хюрема горят алым, заставляя вибрировать его собственное тело в единственно верном порыве.

— Ты… замёрзнешь, — только и выдавил альфа, чувствуя, как краснеет из-за внезапных фантазий: Лето бы с удовольствием снял этот чудесный наряд с омеги, неспешно насладившись особенной ночью.

Хюрем читал мысли любовника, застыв недвижимой скульптурой, и позволял наслаждаться собственным видом всласть. Реальности было всегда непросто соперничать с воображением, но Хюрем приберёг достаточно тузов в рукаве, чтобы ошеломить Лето этим вечером, и одежда была выбрана не случайно.

Омега знал силу впечатления, как и то, что ласкать глаз следует с размеренностью, не давая привычке стереть очарование подобных моментов. Кто-то мог подумать, что красота прячется в постоянном совершенстве — и ошибся бы. Наоборот, дело было в постоянной простоте, неожиданно раскрывавшейся таинственным соцветием в подходящий час.

Лето простоял истуканом несколько нескончаемо долгих мгновений, пока наконец не закрыл рот и не сглотнул, понимая, что только что хотел предложить Хюрему совсем не то развитие вечера, которое предполагал праздник.

— Я сейчас, — вымолвил он, потупил взгляд, стараясь стряхнуть наваждение, и исчез за дверью, оставляя Хюрема более чем довольным произведённым впечатлением.

Омега купался в обожании, горевшем в глазах его мальчишки. Он владел Лето целиком и полностью, и был этим удовлетворён.

Тот вернулся вскоре, неся в руках меховую жилетку. Мех всегда был предметом роскоши, которую нечасто позволяли раджаны, но то, что держал в руках Лето, было великолепием из буро-алой ласки, поймать которую представлялось невероятной удачей, каким бы ловким ни был охотник.

— Где ты это взял? — с любопытством спросил Хюрем, оглаживая рукою мех.

— Он принадлежал папе, — отозвался Лето, поднимая жилетку выше и предлагая Хюрему накинуть подарок на плечи.

Хюрем позволил надеть на себя драгоценность с величием, свойственным паре будущего жреца, а никак не омеге неясного происхождения. Лето ничего не заметил, давно привыкнув принимать Хюрема как равного и не иначе.

Стоило Лето войти под своды храма в сопровождении омеги, чьи плечи украшал мех редчайшего из животных, как все взоры устремились в их сторону. Пару заметил Карафа, оглядел омегу и в сердцах проклял глупость подопечного, как и наглость омеги. Он обернулся, отыскивая взглядом жреца, и снова беззвучно выругался. Взгляд Лиадро Годрео, на лице которого не дрогнул ни единый мускул, гневно горел в направлении сына.

Раджаны не терпели вызывающего поведения, но ни один из них никогда бы не скатился до скандалов, тем более прилюдно. Поэтому, и только поэтому, вечер продолжал течь своей чередой, оставляя Лето в глухом неведении тихого счастья от того, что рядом был великолепный Хюрем.

Омега упивался и хохотал в тишине собственных мыслей над сборищем снобов, метавших в них молнии. Он мог себе это позволить, как и поведение, отлично вписывающееся в картину, которую наблюдали другие, не менее заинтересованные глаза. Всё было просто идеально!

Хюрем улыбнулся Лето в ответ, когда тот обернулся, ища омегу взглядом, и огладил рукой мех, будто случайно, а на самом деле теша охочую до зрелищ толпу.

Виро, надевший в честь праздника серьги, те самые, что преподнёс ему в подарок жених, едва сдерживал злые слёзы. Как только Лето вошёл в храм и принялся поздравлять раджанов, отвечавших ему тем же, юный омега не мог оторвать от Лето глаз.

Альфа был просто потрясающим — в белоснежном одеянии, с золотым орнаментом канители вдоль упругих мышц груди и крутых бёдер. Длинные ровные волосы, собранные в хвост, сияли лунным серебром, касаясь локтей, куда бы он ни поворачивался, привлекая внимание к увитым венами сильным рукам.

Не было ничего удивительного в том, что Лето удалось одержать победу над Толедо, хотя он и был младше своего соперника на два года. Виро нисколечко не жалел брата, не видя большой беды в том, что двое альф сцепились. Наверняка это было связано с ним. Может быть, Толедо пригрозил, что не видать ему Виро как своих ушей.

Накануне вечером раджанов распустили из казарм, и Толедо, стоило переступить порог, выдержал атаку Виро, требовавшего рассказать, что произошло. Видя, что брат не собирается делиться подробностями случившегося, он предложил себя в качестве повода для ссоры, на что Толедо только фыркнул, напомнив, что тот ещё слишком мал, чтобы вмешиваться в дела взрослых, тем самым только позволив укрепиться уверенности омеги.