Сергей Барк - Каста [СИ]

Не так! Совсем не так! — хотелось кричать Лето, но он молчал, тая от прикосновений Хюрема. Он не испытывал подобного, когда на месте Хюрема был Виро. Он не испытывал подобного ни в чьих объятьях, как близко бы ни находился любой другой, как мало бы ни было на Лето одежды. Так, как с Хюремом, не было больше ни с кем.

— То, что ты ощущаешь сейчас, — продолжал сладостную пытку Хюрем, — неужели ты думаешь, что это отклик твоего тела?

Лето не мог не потянуться к нектару, источаемому омегой, касаясь в ответ, стремясь прижаться ближе, уничтожив остатки ненавистного расстояния, смевшего всё ещё разделять их надвое.

— Мне будет плевать на Виро, даже когда он ляжет под тебя, — Хюрем говорил, не отрывая взгляда, — потому что он не коснётся ничего, кроме жалкой оболочки.

Лето сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле.

— Что ты хочешь, чтобы я испытывал? — Хюрем приблизился к лицу Лето, позволяя почувствовать собственное дыхание. — Ревность? — протянул он медленно. — Сомнение в том, что я, — чуть развернул лицо, так, чтобы Лето видел его взгляд, — истинный, — произнёс протяжно, гипнотизируя чёрными омутами не меньше, чем томительным словом, — хозяин?

Лето не мог шелохнуться, не просто понимая Хюрема, но чувствуя Это внутри.

— Я прекрасно знаю, что ты принадлежишь мне, и никаких глупых слов ты от меня не услышишь. Не будет ни ревности, ни слёз, — произнёс Хюрем, прекрасно осознавая собственную силу над альфой. — Ни-ко-гда.

В груди у Лето дрожало дыхание. От вызова, от страсти, от безумия в глазах Хюрема. Всем, чего хотел Лето, был Хюрем.

— Ты жесток, — признал он, не боясь зацепить чувства омеги.

— Да, и ты давно знаешь об этом.

Это было правдой. Лето знал Хюрема тем необъяснимым пониманием, которое возникло между ними, стоило приблизиться друг к другу. И, несмотря на то, что говорил Хюрем, слова омеги не показались Лето пустой бравадой и хвастовством. Нет, Хюрему не было никакого дела, кем он родился и какой занимал статус, как не было ему дела до того, что Лето был наследником империи раджанов, тем, кто однажды возглавит Касту и поведёт её в будущее. Хюрем знал, что обладает абсолютной властью над Лето.

— Я хочу знать… — начал альфа, пока молнии потрескивали вокруг; но как бы ни сходили с ума тела, два разума были в не меньшем напряжении от разговора, вспыхнувшего так внезапно, — как долго я буду принадлежать тебе?

Лето не покоробило, что собственным вопросом, он признавал над собой не просто власть, но власть безродного омеги, того, кто родился подчиняться, но не вести.

Это не было глупостью, уловкой или настроением. Всё то же чутьё руководило Лето, как тогда, когда он позволил взять себя. Лето видел, как потемнел взгляд напротив.

— Пока ты дышишь, — выдохнул Хюрем, похожий сейчас на смертоносного духа, обладающего силой отнять жизнь одним намерением.

В этот момент Лето понял, что получил то признание, о котором грезил.

Это и были слова любви.

Для Хюрема.

Омега не обещал дарить себя так долго, как сможет, или этого будет хотеть Лето. Его омега обещал, что никогда не отпустит. Скорее убьёт, но никогда не даст Лето свободы. Это было так верно для Хюрема, настолько в его характере, что Лето не усомнился, тут же приняв истину, как она есть.

И даже если сам Хюрем не верил словам, а значит, мог лгать, Лето не усомнился, читая в его глазах, видя в его лице, замечая в его властных касаниях, слыша в низких угрожающих вибрациях голоса. Он ощущал ту часть души Хюрема, что впилась шипами в его собственную, оплела колючими ветвями так, что не выскользнуть, не разорвав себя на части, не уничтожив.

Зима выдалась лютая. После праздника повалил снегопад, не прекращавшийся покуда не исчезли вытоптанные вокруг Барабата тропинки, да и в самом городе снег приходилось чистить, стоило метелице ненадолго отпустить удила.

Субедарам пришлось отложить утренние пробежки и вылазки за стены города до тех пор, пока погода позволит выйти в лес. В остальном раджаны продолжали следовать распорядку, день за днём становясь в пары для боя и тренируясь на мечах, закаляя дух многочисленными практиками и штудируя опусы великих предводителей. Послабления, вызванные погодой, с лихвой восполняла бесконечная уборка сугробов, нещадно выраставших посреди гарнизона каждую ночь.

Лето нисколько не расстроился временному заточению. Не утомляла его и уборка площади, несмотря на то, что чистокровным раджанам редко приходилось выполнять хозяйственные обязанности — в этот год подобной участи не избежал никто. Однако, никого из высших это не волновало так же мало, как Лето. Лето с головой ушёл в Хюрема, и ему казалось — а может быть, это и в самом деле было так, — что и Хюрем не слишком расстраивается однообразию дней. В одном они точно сходились: длинные ночи стали самой приятной частью суток. И неважно, что иногда у Лето случались сложности, вроде трещавших по швам мышц, о существовании которых он раньше и не догадывался.

Когда же снег спал достаточно, чтобы вернуться к оставленным занятиям, старший субедар Карафа заявил, что через неделю отряду предстоит одиночная вылазка, суть которой заключалась в том, чтобы каждый раждан сумел продержаться в зимнем лесу пять дней, имея в распоряжении флягу, нож, лук со стрелами, силки и верёвку. Сбиваться в пары и группы не дозволялось, как и иметь с собой лишние вещи.

Если охота проходила в очередности от младших к старшим, порядок похода был иным. Это легко объяснялось погодой и сезоном. Начиная охоту, младшие отряды наслаждались сухими погожими днями, тогда как уже первый старший отряд преследовал Лиса по заметённому редколесью, мешавшемуся с чащобами. По тому же принципу первыми в одиночные вылазки шли старшие; когда наступит очередь подростков, снега станет меньше, а воздух теплее.

— Пять дней, — канючил Лето, когда до рассвета оставалось около часа. — Я не хочу ждать пять дней. Давай встретимся тайно, — продолжал уговаривать он Хюрема и неизменно получал один и тот же ответ.

— Нет, — прикорнув на груди своего сладкого любовника и, не раскрывая глаз, мурлыкал Хюрем.

— Почему?

— Потому что суть задания в самостоятельности. Оно и так чересчур приятное, чтобы делать его ещё проще.

— Приятное? Чего приятного куковать в одиночестве столько времени? — не сдавался Лето, не желая думать о том, чтобы разлучаться с Хюремом так надолго.

Лето не видел, как хитрая улыбка растеклась по лицу омеги, который прекрасно понимал, что не скука волнует его любовника.

— Время, проведённое наедине с собой, бесценно, — назидательным тоном произнёс Хюрем. — Это тот редкий случай, когда ты действительно способен сосредоточиться либо на себе, либо на том, что происходит вокруг. Не стоит упускать такую возможность.