Сергей Барк - Каста [СИ]

— Думаете, Дорто обо всём догадались? — шёпотом спросил Лето.

— Не сомневаюсь, учитывая обвинение Виро. Но даже если нет, как считаешь, сколько им понадобится времени, чтобы свести концы с концами, когда я приведу Хюрема, чтобы служить согласно обычаю, но приставлю его непосредственно к Виро.

— Может, следует упомянуть Дорто, что решение продиктовано целесообразностью, ведь Виро покалечен и помощь ему нужна больше остальных, — мысли Лето неслись без остановки в стремлении отыскать выход.

— Это разумно, и я не забуду сделать замечание, — Карафа сразу подумал о том же, но был рад, что и Лето не пустоголовый счастливчик. — И всё же, Хюрем вернётся в дом жреца, а значит, к тебе. И если оснований подозревать вашу истинность всё ещё будет недостаточно, то только слепой не увидит в этом смысла. И тогда Хюрему стоит оглядываться, куда бы он ни шел и что бы ни делал. Передай ему это. Сегодня он всё ещё твой подручный, а завтра я отведу его в дом Дорто.

Лето кивнул.

— Ты должен радоваться, — неожиданно произнёс Карафа, хлопнув раскрытой ладонью по плечу подопечного. — Никому ещё, насколько мне известно, не удавалось оставить при себе неподходящую пару.

— Спасибо, — кивнул Лето.

— Благодари отца.

Лето не сразу вернулся к родителю, и отнюдь не по приглашению. Отец за ним не посылал, и он явился сам, как только немного успокоился. Лето упал в ноги отцу и благодарил, пока тот его наконец не остановил. Лиадро ничего не говорил, и только когда Лето клятвенно пообещал оправдать все надежды и позаботиться о будущем Касты, как о своём собственном, тот улыбнулся и отпустил сына.

Долго той ночью не приходил сон. Не приходил он к Лиадро Годрео, пока голову его наполняли точившие сердце воспоминания. Не спал Карафа, продолжая просчитывать эту жизнь наперёд, лишь бы его подопечный оставался баловнем судьбы. Не смыкало глаз семейство Дорто, горюя о сыне и брате. Лето же не выпускал из объятий Хюрема, а Хюрем Лето. Оба жадно стремились насытиться друг другом, словно проживали свой последний день.

Прогретый солнцем весенний ветер отчётливо насвистывал про то, что до самого жаркого сезона оставались считанные дни, и лето в этом году обещало быть знойным, если верить тому, что углядели в куриных кишках предсказатели.

Думая об этом, Виро, примостившийся вблизи обрыва, вспоминал, как неизменно спасался в стенах собственного дома от пекла. Сложенный из огромных валунов, дом неохотно обменивал привычный холод земли на лишавшее сил тепло.

Виро прятался под крышей родного очага, когда ссорился с соседней ребятнёй, когда бушевали проливные дожди, или когда бремя собственного существования становилось невыносимым. Дни, когда омега решил, что жизнь для него кончена, пусть сам он и пережил падение.

Дом, лучшее место на земле, давало прибежище и отдых. Время внутри словно замирало, давая прийти в себя, обдумать происходящее и медленно — иногда мучительно медленно — найти силы, собрать себя по крупице, чтобы выйти наружу и жить дальше. Больше такого места у Виро не было. Теперь в его собственном доме жил тот, кого бы он предпочёл никогда не знать; шел второй месяц с тех пор, как в доме Дорто поселился Хюрем — убийца Толедо и истинный Лето.

В последнем подозрении не осталось никаких сомнений, стоило Лето остановить казнь, предложив собственную голову в обмен на жизнь Хюрема. Виро никогда не забудет, как замерло в груди сердце, стоило Лето выйти вперёд, и как оно почти остановилось, когда топор покачнулся в руке отца. Это было так же ужасно, как и потерять брата.

Двойственное чувство завладело Виро. С одной стороны, он винил себя нещадно в том, что в тот вечер не промолчал, с другой — Виро не ошибся, назвав Хюрема парой Лето. Он не обманул Толедо, отправив его в путь, из которого тому не суждено было вернуться живым. Это чувство вины и правоты драло израненную душу на части, делая Виро ещё более несчастным, как будто бы горечи, печали и сожалений было недостаточно.

Однажды, когда папа зашел, чтобы пожелать ему спокойной ночи, Виро решил прервать самолично наложенный на себя обет молчания и задал вопрос, считает ли тот Хюрема парой Лето. И Мидаре, убрав в сторону спутавшиеся волосы Виро со взмокшего лба, ответил, что в этом не может быть никаких сомнений.

Очередное подтверждение не дало Виро ничего, кроме нового приступа смятения. Раньше омега радовался, когда оказывался прав, но что даёт эта правда? Кому от неё легче? Разве возвращает она с того света?

Мысли сводили Виро с ума, и потому он стал прятаться ото всех. Дом больше не был надёжным прибежищем. Вместо того, чтобы искать приют в стенах, омега забирался в небольшой карман каменной кладки позади дома и замирал, будто крошечное насекомое, таившееся от посторонних глаз. Этот пятачок не был заметен, если кто-то вдруг решал обойти дом, пройти по узкому проходу, образованному двумя жилищами, и взглянуть на клочок земли, где домовые хранили дрова, чистили медную посуду, а ребятня забегала поиграть, не слушая строгий наказ взрослых держаться от обрыва подальше.

Со дня падения он избегал этого места, но вот в доме появился чужой, выгнав Виро искать для себя новое убежище, и подросток не нашёл места лучше, чем угол прямо над пропастью.

Пребывая в невесомости от духоты и бездействия, Виро пялился в даль остекленевшими глазами. Склон хребта, отгораживавший долину с восточной стороны, давно затянуло зеленью. Лишь местами из бурных, словно волны, крон и пышных кустарников выше, разрезая острыми серыми краями, выныривал на поверхность серый камень, но даже он почти весь покрылся мхом. Влажность, рождаемая рекой, копилась вдоль низины меж естественным подъемом и занятой городом Гешенской возвышенностью. Когда солнце показывалось из-за хребта, день был уже в разгаре; часом спустя оно одолевало рубеж анаки, позволяя массивной тени закрыть расщелину, занятую шумевшей водой. Виро не слушал, но слышал, как гул несущихся вод наполняет уши, мешая мыслям, и был этому рад.

— Снова прячешься? — раздался голос, заставивший кровь в жилах Виро застыть, каким бы жарким ни казался день.

Виро, пригвождённый страхом, не двинулся с места. Омега, раскрывший его приют, тоже не спешил заговаривать снова или заглядывать за уступ, оставаясь скрытым. От этого Виро становилось ещё страшнее. К чему упоминать о том, что он постоянно скрывался? И почему Хюрем, словно змей, притаившийся за камнем, не показывается на глаза, раз уж знает где он?

— Тебя ищет Мидаре, — произнёс наконец Хюрем.

У Дорто он пробыл достаточно долго, чтобы разобраться в порядках дома, а заодно свести свои обязанности до случайных мелочей. Будучи приставленным к Виро, почти всё своё время Хюрем проводил в опустевшей, стоило ему лишь заселиться, комнате мальчишки, лёжа у стены, напротив кровати Виро, и таращась в потолок. Мидаре знал об этом, и видимая леность его жутко раздражала, но ещё в большее исступление его приводило само лицо Хюрема, так что большую часть дня главный омега дома предпочитал не замечать напасть. Стоило, впрочем, им столкнуться, как Мидаре требовалось усилие, чтобы от досады не закусить губу. Тогда он придумывал незначительное поручение или работу, видимо, надеясь, что Хюрем откажет и его будет за что наказать, но Хюрем всегда покорно кивал, пялясь на Мидаре своими пустыми глазами, и отправлялся выполнять повеление.