Андрей Астахов - Дурная кровь (СИ)

Фес выглядел очень странно. Он сидел, забившись в угол, и сверкал глазами. В ответ на вопросительный взгляд Бере он только показал лапой на закрытую дверь комнаты.

Там, — сказал он.

На свете есть только одна вещь, которая может испугать королевского грифона, и Бере сразу понял, в чем дело. Бросив плащ на кресло, он открыл дверь и вошел в комнату. На столике горела магическая свеча, распространяя приятный свет и запах сандала, а над свечой медленно вращался сгусток света, больше всего похожий на рой солнечных зайчиков. Как только Бере переступил порог, в этом световом шаре проступили очертания бородатого улыбающегося лица.

— Привет, папа, — сказал маг.

— Здравствуй, сын, — прозвучал в сознании Бере знакомый с детства голос. — Вот, решил навестить тебя.

— Почему именно сегодня?

— Ты что, забыл? Наступает неделя Безвременья, время духов и привидений.

— В самом деле, — Бере протянул к световому шару руку. — Приятно, что ты не забываешь меня даже по ту сторону жизни. Как мама?

— В порядке, в полном порядке. Она часто вспоминает о тебе. Все вздыхает: как там мой Бере? Я успокаиваю ее, но она меня не слышит. Может часами рассказывать, какой ты был маленький, как любил проказничать, сколько раз она переживала за тебя, когда ты болел, и тому подобный вздор. Как твои дела?

— Все нормально, папа. Живу как все.

— Ты не обзавелся семьей?

— Нет. Пока нет.

— А как же Эллина? Ты что, расстался с ней? — Сотканное из света лицо будто потускнело.

— Давно, папа.

— Почему?

— Эллине нужен другой мужчина. Она молодая, красивая, любит дорогие вещи и роскошную жизнь. Я не могу всего этого ей дать.

— Это ты так решил?

— Какая разница, кто так решил? Я свободен… с недавних пор.

— Ты идиот, сын. Тебе сорок три года, а ты до сих пор не обзавелся домашним очагом и хорошей супругой. И детей у тебя нет, даже незаконных.

— Стараюсь хоть в этом не повторять твоих ошибок.

— Считаешь, твое рождение было ошибкой?

— Родили, так родили, чего говорить об этом. Но у меня свои принципы, и я им следую.

— Почему ты не женишься?

— Увы, папа, в нашем мире не все могут себе это позволить.

— Что тебе мешает, скажи на милость?

— Ничего не мешает. Скажем так, обстоятельства так складываются.

— Обстоятельства! — Призрак издал звук, похожий на презрительное фырканье. — Черт тебя возьми, сын, ты когда-нибудь станешь мужчиной, или нет? Мне было четырнадцать лет, когда я заманил на сеновал нашу служанку Минни. Она была на восемь лет старше меня, но я знал, что она пошла со мной не только потому, что боялась прогневить меня — я ей по-настоящему нравился, вот!

— Отлично, отец. А сколько лет тебе было, когда ты затащил на сеновал мою мать?

— Я любил ее, — с грустью сказал призрак. — Я действительно любил Анну и люблю до сих пор. И мне очень больно, когда ты так говоришь. Я всегда страдал из-за того, что не могу жениться на ней.

— Что же тебе мешало, папа?

— Мой титул, будь он… Я был единственным отпрыском домом Беренсонов, и должен был жениться на родовитой девице, чтобы наш ребенок наследовал титул и лен семьи, понимаешь?

— Еще бы! А я был так, побочным продуктом твоей любви. Очень мило, что ты мне об этом напомнил.

— Прости, сын, я не хотел тебя обидеть. И позволь напомнить тебе, что тебе не в чем меня упрекнуть. Я по мере возможности помогал вам с Анной, оплатил твою учебу в королевском университете. Конечно, я хотел видеть тебя рыцарем, а не ученым. Чтобы ты носил мой герб с полным правом на это.

— Но герб сегодня носит мой брат Филлес, а не я, — сказал Бере. — Впрочем, неважно. Давай сменим тему, отец.

— Я ждал, что ты это скажешь. Каждый год мы встречаемся с тобой в неделю Безвременья, и каждый раз наша беседа начинается почти одинаково, ты не находишь?

— Да, так уж мы с тобой устроены, — Бере улыбнулся. — Извини, отец. Я не хотел тебя обидеть.

— Сынок, я знаю. И потому хочу сказать тебе, что мы с матерью продолжаем любить тебя даже по ту сторону жизни.

— Родительская опека после смерти? Странно это звучит.

— Ты не знаешь, что из себя представляет посмертное существование, и я не могу тебе этого, к сожалению, рассказать — законы Великого Молчания слишком суровы, и никто не имеет права их нарушать. Я пришел к тебе потому, что нас заботит твоя судьба. Каждый год мы говорим с тобой об одном и том же. Ты не выполнил свой долг перед нами, сынок. Мы хотим видеть тебя счастливым, а ты все эти годы старательно убегаешь от своего счастья.

— Что такое счастье, отец? Кто это знает?

— Я знаю, — твердым голосом ответил призрак. — Счастье — это семья, дом и дети. Счастье — это любовь, верность, семейные вечера у очага, вкус пищи, приготовленной руками любящего тебя человека. У тебя этого всего нет.

— Каждому свое, отец.

— Идиотское высказывание, придуманное идиотами. Я хочу, чтобы ты изменил свою жизнь. И твоя мать этого хочет. Она очень переживает за тебя. Ее очень тревожит, что ты одинок.

— Я не одинок. У меня есть Фес.

— Это животное? Он всего лишь грифон.

— Этот всего лишь грифон спас меня от смерти в Гонтгейме, когда наемный подонок всадил мне в ногу отравленную стрелу из арбалета. Яд, которым была смазана стрела, был из тех, которые невозможно нейтрализовать магией — так называемый абсолютный яд. Фес тогда вытащил меня буквально с того света: он нашел редчайшие целебные травы в горах и сумел убедить местного алхимика бесплатно приготовить для меня лекарство из этих трав. Правда, ему пришлось порвать алхимику его новую бархатную куртку, но я остался жив, а это главное.

— Ты не рассказывал мне об этом случае, — лицо призрака снова помрачнело.

— Зачем? Вряд ли тебе следует знать такие подробности. И потом, я не хотел лишний раз расстраивать мать. Ты бы ведь все ей рассказал, я прав?

— Тебе надо сменить образ жизни. Не стоит дразнить смерть, дергая ее за космы.

— Отец, а как же рыцарская доблесть и воинский долг? Ты же сам хотел видеть меня рыцарем.

— Рыцарем, а не наемником, который рискует жизнью ради презренных денег.

— Какая разница? — Бере пожал плечами. — Каждый зарабатывает свой хлеб так, как ему позволит общество, в котором он живет.

— Мне не нравится твой тон.

— Успокойся, папа, я решил отойти от дел. Я нашел себе новую работу, спокойную и безопасную. Буду корпеть над книгами и носить подбитую мехом мантию университетского педеля.

— Вот как? Ты вернулся в науку?

— Да. И хочу сказать тебе — ты тысячу раз прав. Я намерен зажить спокойной жизнью. Такой, какой живут все остальные люди. Работать, жениться, родить и вырастить детей, а потом уйти к вам. Очень хочу не дать вам повода упрекнуть меня, когда мы встретимся там… в вашем мире.