Дженнифер Арментраут - Самая темная звезда [litres]

– Я надеялась, мне не придется разговаривать с тобой на эту тему. Глупо, конечно. Как только Люк заявился на порог, я могла бы догадаться, что… время вышло. Надо было рассказать в тот же вечер.

На душе стало паршиво.

– О том, чем занимались в «Дедале»?

Она шумно вздохнула.

– Вижу, вы с Люком разговаривали. Ну что ж… это должно было случиться. Я и не сомневалась. Он же предупредил меня, что уговор отменяется, когда пришел к нам домой. Удивительно, что он сам тебе не рассказал… Но я тоже поняла. Заметила в тебе перемены. Кола. Фильмы ужасов. Мы такого не ожидали. Впрочем, такого мы еще никогда…

– При чем тут газировка и фильмы? – Все мое тело сковало от напряжения. – Что ты хочешь мне рассказать? Надеюсь, только правду? Или вновь будешь выдумывать?

Мама вздрогнула, словно я ее оскорбила.

– Я расскажу тебе, кто ты на самом деле.

В ушах стоял звон, и только холодный гранитный стол под ладонями помогал мне держаться на ногах.

– И что это значит?

Мама заправила тонкую прядку.

– Ты должна знать, что я люблю тебя, несмотря ни на что. Помни это.

– О чем ты вообще говоришь? – Тревога пересилила злость, и я попятилась. – Ты заболела? Что происходит?

– Нет, не заболела. – Она прерывисто дышала. – Эви, мне нелегко говорить об этом, так что я просто скажу как есть. Я была тебе матерью только последние четыре года. Из того, что мне известно: твоя настоящая мать умерла, когда ты была маленькой. Передозировка наркотиков.

Я подняла брови. Что за черт? Что за несуразица?

– Прежде чем ты попала ко мне, у тебя были другое имя, другая жизнь. – Ее глаза блуждали по моему лицу. – Твое настоящее имя не Эвелин Дашер.

– Ладно, – охваченная паникой, я подняла рюкзак и достала из кармана мобильник. – Надо вызвать врача. Не знаю, какого именно, но…

– Не надо никого звать, – перебила она. – Со мной все нормально. Я говорю тебе правду, солнышко.

– Мам…

– Твое настоящее имя – Надин Холлидей.

Я остолбенела, и телефон выскользнул из пальцев. Я подняла на нее глаза.

– Так тебя звали… зовут. – Она поджала губы. – Коротко – Надя.

– Нет, – прошептала я.

Из головы будто вылетели все мысли. На мгновение голова совсем опустела! И остался только шум, который становился все громче и громче.

– Так тебя называл Люк: Надя.

Меня передернуло.

– Нет.

– Когда я впервые тебя увидела, ты была очень больна. Рак крови. Если некоторые разработанные нами препараты успешно справлялись с менее агрессивными видами рака, то твой случай был тяжелым. Ты умирала. Люк ничего не мог сделать. – Я покачала головой, но она продолжала: – Он знал, что в «Дедале» разрабатывают разные препараты, но ничего из того, что ему удавалось добыть, не помогало.

Я попятилась и стукнулась о мойку. Не может быть. Это неправда. Я, должно быть, сплю. Все, что она говорит, невозможно.

– Люк преследовал Джейсона, хотел его убить за то, что тот сотворил с невинными людьми, но Джейсон… он знал о тебе. Знал, что ты умираешь . Он всегда был… пройдохой. Он выменял свою жизнь за твою. Незадолго до нашествия в «Дедале» был разработан новый препарат. Мы назвали его «андромеда», и он действовал очень успешно. Джейсон предложил лечение взамен на свою жизнь, и Люк… – она шумно выдохнула, – был в отчаянии. Он не оставил бы Джейсона в живых, ведь тот… – она осеклась и эмоционально всплеснула руками: – Люк принес тебя сюда после войны. Впервые я встретила его в этой комнате, в этой кухне, в тот день я впервые увидела тебя. Джейсон уже сообщил мне, что принести.

Она несла какой-то бред. До нашествия мы жили в Хейгерстауне.

Хейгерстаун.

Люк сказал, Надя жила в Хейгерстауне.

Меня затрясло.

– Ты была очень больна. Такая кроха на последнем издыхании. Сердце вот-вот остановится, и Люк просто сходил с ума. Он бы пожертвовал всем, лишь бы ты жила, да так и вышло, он пожертвовал тобой. Он знал, что есть шанс, если «андромеда» поможет.

– Прекрати. – Я подняла руку, словно могла отгородиться от ее слов. – Перестань. Это безумие! Такого не может быть.

Я обошла стол, не имея ни малейшего представления, куда направиться, но с твердым намерением убраться отсюда подальше.

Выслушивать эту чепуху больше не было сил.

Мама вскочила со стула и двигалась с невиданной скоростью. Так быстро, что я с испугом отпрянула. Она заключила мои щеки в прохладные ладони.

– Послушай меня, солнышко. Тебе ввели сыворотку «андромеда». Попав в организм, она действует наподобие вируса. Поражает раковые клетки и перестраивает генетический материал, саму суть человека. Как любой вирус, он вызывает лихорадку, сильную. Большинство больных, на которых проводились испытания, не выживали, но я за тобой ухаживала, не отходила от тебя ни на шаг и…

– Хватит! – закричала я, пытаясь освободиться. – Зачем ты мне это рассказываешь?

Мама с поразительной силой схватила меня за плечи, не позволяя пошевелиться.

– Из-за этой лихорадки ты потеряла память, как мы и предупреждали Люка, но все-таки ты выжила… и стала Эвелин.

Я вырвалась из ее цепких рук и кинулась в сторону.

– Ты хоть соображаешь, какой бред несешь?

– В состав препарата входила ДНК пришельцев, теперь она есть и у тебя. Не так много, чтобы стало заметно при сканировании сетчатки или обычном анализе крови без дополнительных исследований. Вот почему на тебе не оказалось следа, когда Люк тебя вылечил. И поэтому он вчера ко мне приходил, чтобы узнать, что мы… что я с тобой сделала.

– Во мне ДНК лаксенов?

– Да, – серьезно подтвердила мама.

– О боже, – у меня вырвался нервный смешок, – это же рехнуться можно, даже не знаю, что тебе ответить.

– Это правда.

– Это какая-то дурацкая шутка, только никак не пойму, когда смеяться.

Я снова двинулась к выходу.

«Ты все такая же упрямая» .

Горло так сдавило, что я чуть не задохнулась. Я выбросила слова Люка из головы.

– Перестань, пожалуйста…

– Нет, послушай, – мама повернулась. – Как только ты побывала в том клубе, все изменилось. Люк тебя заметил, он теперь не отступится и расскажет правду. Это вопрос времени, и я… – она глубоко вздохнула. – Тебе лучше узнать об этом от меня. Не от него.

Я посмотрела на нее, и мое сердце заметалось в груди.

– Этого не может быть! Как у тебя язык повернулся сказать, что я – не Эви, а какая-то мертвая девочка.

– Надя не умерла.

– Умерла. Люк сам сказал.

– Так прямо и сказал, такими точно словами? – спросила она. – Люк когда-нибудь говорил, что Надя умерла?

– Боже…

Я закрыла рот и зажмурилась. Не говорил. Он не говорил, что Надя умерла. Он только сказал, что… ее нет. С пересохшим горлом и спазмами в животе я продолжала отступать.

– Неважно, что он говорил. Это невозможно. Я себя помню. Я знаю, кто я. Как ты это объяснишь?